Дантон
Шрифт:
Дружба двух семей укреплялась. Жоржа и Камилла всюду видели вместе — в клубах, редакциях газет, театрах и кафе. Но вот что удивительно: прежние интимные вечеринки и поездки за город прекратились, и возобновить их оказалось невозможным. Несмотря на то, что новая квартира Дантонов была несравненно больше и шикарнее, чем прежняя, смех слышался в ней гораздо реже.
Жоржу, впрочем, было не до домашних вечеринок. Вечно занятый, он редко обедал и ужинал дома, хотя теперь и имел собственного повара. Ему приходилось встречаться и поддерживать отношения с очень многими и все новыми людьми. Деловые свидания обычно происходили в ресторанах, за дорогими и роскошными обедами, обходившимися по триста ливров и дороже на персону. С людьми попроще трибун имел обыкновение видеться
Подобный образ жизни не мог не отразиться и на здоровье и на внешности: за два последних года Жорж здорово растолстел и обрюзг. Это было преждевременно — ему ведь минул всего тридцать третий. Но теперь он, пожалуй, слишком много пил и слишком мало занимался любимыми физическими упражнениями; даже пешком ходить стал гораздо меньше — в конюшне на улице Паон его всегда ждал собственный кабриолет с превосходной ездовой лошадью.
Большую часть свободных вечеров Дантон проводил в театре, куда Габриэль сопровождала его крайне редко. В качестве важного должностного лица Жорж имел свою ложу в нескольких театрах столицы. Его появление во Французском театре обычно сопровождалось аплодисментами. Особенно бурно его и Манюэля публика встретила на премьере «Кая Гракха» Мари Жозефа Шенье.
Но строгому Французскому театру Жорж предпочитал зрелищные заведения попроще и пофривольнее. Он обожал театр Монтасье в Пале-Рояле, где можно было проводить столько же времени перед сценой, сколько в уборных хорошеньких и нестрогих артисток. Очень часто после заседания в клубе он заходил в салон некой знаменитой актрисы легкого жанра, обитавшей на втором этаже над аркадой кафе «Шартр». Он любил этот просторный салон с его приглушенным освещением, голубой шелковой мебелью и особенным ароматом духов, употребляемых хозяйкой. Здесь Дантон встречался с избранным обществом: здесь коротал ночи герцог Лозен, блестящий парижский повеса, прославленный галантными манерами, долгами и невероятными любовными похождениями, здесь часто бывал сам герцог Орлеанский, политический кумир Жоржа, сибарит и богач, понимавший толк в изысканнейших удовольствиях и не жалевший на них денег. Ночь в Пале-Рояле проходила удивительно быстро, и зачастую следующий день становился ее продолжением. Тогда все дела — пусть самые важные — летели к черту…
Да, Габриэль, бесспорно, имела основания для тайных слез. Зато какова была радость, когда ее муж вдруг бросал все и приказывал паковать чемоданы!..
Арси! После шумного и бьющего по нервам Парижа он представлялся настоящим раем. Дантон обожал Арси и устремлялся туда всякий раз, как позволяли обстоятельства. За прошедший год он побывал там трижды. После бойни на Марсовом поле, преследуемый и усталый, Жорж скрывался в Арси в течение неполного месяца. Вдвое больше, с головой уйдя в хозяйственные и строительные работы, пробыл он там в октябре — ноябре 1791 года. Наконец теперь, накануне ожидаемого восстания, он выкроил всего несколько дней, которые желал провести в состоянии полного и безмятежного отдыха.
Дом возникал перед глазами сразу, как только экипаж, выехав из рощи, сворачивал к мосту Гран-Пон. Дом отличался от всех соседних построек: он напоминал дворец. На нем, правда, не было никаких лепных украшений, его не окружали декоративные башенки, он был предельно прост, но эта массивная простота, эта приземистость, которую придавали дому удлиненный фасад и сниженная кровля, как-то удивительно гармонировали с его хозяином: чувствовались те же прочность и сила, та же способность выстоять многие годы, не поддаваясь ветрам и бурям.
Дом был обширен. Его два этажа разделялись добротными лестницами и длинными коридорами. По обе стороны коридоров шли двери. Дверей было много: внизу располагались кухня и семь комнат, наверху — еще десять. Комнаты выходили окнами частью на север, в город, к мосту через Об, частью на юг, во двор. Меблировка отличалась такою же прочностью и простотой, которые здесь были характерны для всего.
С обоих концов к дому примыкали хозяйственные
Этот парк был, пожалуй, главным объектом забот Жоржа и самой большой его гордостью.
Когда в апреле прошлого года он покупал у господина Пио де Курселя семнадцать гектаров земли к югу от дома на Гран-Пон — что это была за земля! Чахлый садик, деревья которого высохли и задичали, да заброшенный пустырь, покрытый грудами мусора и пересеченный вонючим ручейком с топкими, глинистыми берегами.
А сейчас? Сейчас гость, которому впервые показывали парк, не мог скрыть изумления, чем доставлял немалое удовольствие гордому своим детищем хозяину. Сейчас, пройдя сквозь ажурные ворота, гость вступал в настоящий Трианон. Чего только не было здесь! И широкие аллеи, оттененные копиями античных статуй, и заросшие уголки, скрывающие грациозные беседки, и китайские мостики через расчищенный ручей, и искусно вкрапленные участки сада с плодовыми деревьями, и огромные клумбы с нарядными цветами.
Никто не знал, сколько энергии и труда вложил Дантон в этот парк, сколько он заплатил архитектору, садоводам, рабочим, сколько деревьев с любовью посадил собственными руками. В каждый приезд он делал новые покупки, стремясь округлить свои владения со стороны парка и расширить самый парк. Лишь в октябре 1791 года он приобрел у соседей земли на 3160 ливров, а в будущем мечтал увеличить территорию парка до 30–40 гектаров.
Бродя по аллеям или отдыхая в одной из беседок, Жорж совершенно выключался из забот внешнего мира. Он думал о том, как, покончив со всеми делами, вернется сюда и будет коротать здесь дни своей старости.
Но до старости было еще очень и очень далеко. И втайне он знал, что жить здесь ему никогда не придется.
В хорошую погоду он любил, заложив двуколку, в одиночестве или с Габриэлью прокатить по окрестностям Арси. Прогулка была не бесцельной. И если в пути зеленые луга, бесчисленные речки и маленькие деревушки с готическими церквами неизменно радовали взор, то главная радость заключалась в осмотре собственных владений. Вокруг Арси их было несколько. Чаще всего ездили на ферму Нюизман, расположенную в десяти лье от города. Ферма была образцовой и славилась среди соседей. Семьдесят пять гектаров земли делились на луг, пашню и виноградники. Ферма имела полное налаженное хозяйство и превосходный скотный двор. Дантон сдавал ее богатому и исправному арендатору, платившему ренту в 1200 ливров. Сдавая ферму, Жорж убивал сразу двух зайцев: во-первых, он регулярно получал изрядную сумму денег, которые никогда не были лишними; во-вторых, что было еще важнее, его арендатор разрабатывал и культивировал землю; почва в Нюизман, как и в большей части Шампани, была неважной, и нужно было затратить очень много сил, чтобы добиться обильных всходов.
После прогулки дом на Гран-Пон казался еще более уютным. В доме было всегда людно. В огромной столовой к обеду собиралось до тридцати человек.
Дантон любил своих родственников и постоянно приглашал их к себе. Многие гостили здесь месяцами, а иные жили постоянно. К числу последних принадлежали мать и отчим Жоржа, его тетка, обе сестры, муж одной из сестер, господин Манюэль, и их пятеро детей, к которым Дантон относился с отеческой нежностью. Сюда же он поселил и свою старую кормилицу, обеспечив ее, как и мать, пожизненной рентой. Завсегдатаями были несколько ближайших соседей, в первую очередь член Законодательного собрания, а позднее и Конвента Эдм Куртуа, дом которого стоял рядом с домом Дантона. Этот Куртуа, человек пустоватый и бесталанный, преклонялся перед Дантоном и часто играл роль его доверенного лица.