Дар бесценный

Кончаловская Наталья Петровна

Кулачные бои

Еще с древности не переводились на Руси кулачные бои. На льду Москвы-реки слобода шла на слободу: кузнецы на бочаров, медники на суконщиков, мясники на гончаров. Начинали словно бы для потехи, а кончали кровопролитием и тяжкими увечьями. В Сибири этот обычай держался особенно долго.

Красноярские мальчишки часто дрались на улицах. Бывало, ученики духовного училища, семинаристы, шли стеной на гимназистов. Стычки эти происходили где-нибудь на широкой улице, зимой — на Енисее. С ожесточением тузили друг друга кулаками, но если кто падал, оставляли в покое: лежачего не бьют, это

был закон.

Вася был непременным участником кулачных боев.

Если семинаристам случалось попасть в казацкую слободу, то тут уж дело миром не кончалось. Казаки начинали задирать семинаристов, а те отряжали гонца за подмогой к гимназистам. Гимназисты без промедления прибегали на зов, и тогда начинался такой бой, что к утру в больницу нередко привозили потерпевших с вывихами и переломами, а то и насмерть забитых.

Однажды Васе пришлось участвовать в рукопашном бою, где казаки быстро взяли верх. Гимназисты с семинаристами, оплошав, кинулись врассыпную. Вася очутился один в темном, узком переулке. Шесть человек кинулись за ним в погоню. Что тут делать? Вася летел, едва касаясь земли ногами. Видит — переулок заворачивает вправо, а за поворотом приоткрытая калитка. Вася скользнул в нее, набросил щеколду и, привалившись к калитке всем телом, стал выжидать. Преследователи промчались мимо, потом, потеряв его след, кинулись назад. Вася стоял ни жив ни мертв — а ну догадаются? Но погоня вновь проскочила мимо, не подозревая, что их жертва в двух шагах за частоколом. Вася прислушивался к удаляющемуся топоту, и вдруг перед ним отчетливо всплыла картина. «Вот, верно, так же, — думал он, — прятался от стрельцов за дверью боярин Артамон Матвеев, когда поднялась дворцовая междоусобица между Нарышкиными и Милославскими. И так же слышал он движение тел, топот ног и тяжелое дыхание бегущих мимо преследователей…»

Казаки долго еще колобродили где-то поблизости. Наконец все затихло. Уже светало, когда Вася приоткрыл калитку: нигде никого! Он дошел до перекрестка и в отдалении увидел казаков, взбирающихся на крутой обрыв. На фоне предутреннего серого неба один за другим возникали темные силуэты.

Домой Вася вернулся под утро. Прасковья Федоровна со свечой в руках встретила его, сурово насупившись. В душе она была счастлива, что Васенька пришел невредимым, но поняла: власть над сыном кончилась. В нем забродила старая закваска, пробудилась удаль предков — казачьих атаманов и есаулов. Больше сына не удержишь возле материнской юбки. Наступила буйная юность, когда крепнут мужество, выдержка, умение устоять самому и отстоять товарищей.

Товарищей было много, но двух, любимых, Вася потерял. Красавец, всеобщий баловень, семнадцатилетний Митя Бур- дин трагически погиб в одной из схваток с казаками… Бой уже кончился, ребята расходились по домам. Вдруг кто-то крикнул:

— Стой, не беги! Митю убили! Вася похолодел:

— Где?

— Да вон там, у ворот лежит.

Оба кинулись обратно, забыв об опасности. Раскинув руки, Митя лежал у чьих-то ворот на порозовевшем от зари снегу. На голове его зияла свежая рана. Белое неподвижное лицо было по-новому красиво и сурово. Медленно подходили к нему возвращавшиеся друзья и вставали вокруг него, сняв шапки. Вася смотрел на Бурдина. Но весь его ужас, всю жалость и все потрясение заслоняла мысль: «Вот так же, наверно, лежал царевич Дмитрий, убитый в Угличе по наущению Бориса Годунова…»

Утром дома Вася пытался зарисовать эту страшную сцену, но ничего не выходило. В памяти все было ярче и сильнее, чем под карандашом на бумаге.

Второй

друг был Петя Чернов. Оба они с Васей любили пофрантить. Носили шелковые шаровары, вышитые рубашки, подвязанные шнуром с кистями. Поверх носили суконные поддевки, на головах ямские шапочки, на ногах до блеска начищенные высокие сапоги. У обоих из-под шапок выбивался лихой казачий чуб. По праздникам оба любили пройтись по улице с гитарой или гармонью. Пели песни, которые им сочинял один из друзей — Алексей Мельницкий.

Однажды на пасху Петя позвал Васю ловить рыбу в проруби. Лед еще не тронулся. Но Васе не хотелось уходить из дому в первый день праздника. Петя пошел один. Как же горевал потом Вася, что отпустил друга одного: пойди они вместе, может, ничего бы и не случилось… Через несколько часов узнал он, что Петя с кем-то поссорился, началась драка, кто-то ударил его по голове бутылкой, а потом его спустили под лед и убежали.

Так потерял Вася двух лучших друзей своей юности.

Икона

Сестра Катя вышла замуж. Высватал ее казак Сергей Васильевич Виноградов. После свадьбы молодые уехали в село Тесь, где служил Виноградов.

Прасковья Федоровна осталась с двумя сыновьями. После Катиного отъезда дом на Благовещенской как-то сразу поскучнел и притих, словно Катя вместе с девичьим смехом, с шуршаньем пышных юбок, со стуком каблучков унесла часть его души и молодости. Вася и Саша всячески старались развлечь Прасковью Федоровну и были всегда заботливы.

Пришлось Васе бросить училище — надо было зарабатывать на хлеб. Он устроился в губернский совет на должность писца.

Единственная радость осталась — рисование! Рисовал Вася все свободное время. Старался больше работать с натуры. Рисовал своих сослуживцев и дарил им портреты, чем расположил к себе всю канцелярию. Рисовал красноярских девушек, крестьян, казаков, писал окрестные пейзажи. Иногда удавалось подработать — на пасху разрисовывал яйца по три рубля за сотню.

Однажды в летнее погожее утро сидел Вася в переулочке, рисовал акварелью противоположную сторону с освещенными домами. Какой-то мужчина проезжал мимо верхом на великолепной лошади. Всадник поравнялся с Васей и остановился. Вася загляделся на лошадь.

— А икону можешь написать? — вдруг спросил проезжий.

— Конечно, могу, — пошутил Вася. Проезжий поверил.

— А где живешь?

— Да на Благовещенской, в доме Суриковых.

На следующий день незнакомец принес Васе огромную деревянную доску, разграфленную на квадраты.

— Вот. Надо написать «Богородичные праздники», в каждом окне по празднику. Понял?

— Понял. А краски где?

— Краски вот тебе.

Он достал из карманов поддевки четыре банки красок: черную, белую, красную и синюю.

Тут Вася догадался, что незнакомец от кого-то принял заказ на икону, а писать-то и не умеет…

Через два дня заказ был выполнен. Вася так хорошо написал «Богородичные праздники», что мужик, который уже с утра забежал к нему на Благовещенскую, ахнул и тут же утащил икону, заплатив художнику рубль серебром.

— Завтра святить в соборе будем! — крикнул он с порога. Назавтра у Васи так разболелся зуб, что мочи не было. И все же он не усидел, отправился к обедне в собор. Пришел, а икону уже освятили, несут из собора на руках, и народ под нее так и ныряет — думает, чудотворная! Рядом с попом идет купец — владелец иконы, что принес ее освещать в собор. И вдруг слышит Вася, как поп спрашивает купца: