Дар или проклятье
Шрифт:
Она попала в самую точку. Братья считают, что, когда женщина вступает в близкие отношения со своей подругой, это великий грех. Но в других, свободных, местах, например в Дубай, женщины открыто живут друг с другом. Как, впрочем, и мужчины. Не то чтобы это было общепринято, но уж во всяком случае не запрещено.
— Ненавижу его, — шипит Маура, и ее красивое личико искажается от гнева.
— Маура, — предостерегающе говорю я и кладу руку на ее желтый рукав, встревоженно оглядываясь по сторонам — не слышит ли кто?
К счастью, на скамье за нами никого нет. Зато именно сейчас с нами поравнялась Сашико Ишида, прогуливающаяся рука
— Ты обязательно должна посмотреть эти новые шляпки из Мехико-Сити, они такие миленькие! Отделка из перьев и цветов, просто прелесть, — соловьем заливается Сашико. — Но папенька считает, что они чересчур броские. Ты же понимаешь, слишком привлекают к себе внимание. Это как румяна на щеках. Румянятся только падшие женщины.
— Я слышала, что в Дубай девушки носят блузки, которые не соединяются с юбками. — Роза переходит на возбужденный шепот. — А иногда они, прямо как мужчины, носят брюки.
Саши ахает:
— Какое неприличие! Никогда не зашла бы так далеко. Папенька считает, что лишь мое женское тщеславие заставляет меня мечтать о красивых вещах. — Она перехватывает мой взгляд и подмигивает мне темным глазом: — Я должна еще усерднее молиться об избавлении от этого греха.
Неужели она шутит? Я никогда не замечала ни малейших признаков того, что у Саши имеется чувство юмора. Она — любимица своего отца, образец хорошего поведения и самая популярная барышня в городе. Ее шестнадцатый день рождения был несколько недель назад, и по этому поводу Брат Ишида закатил в городском саду грандиозное празднество с крокетом и шоколадными пирожными. Нас, правда, не пригласили.
Я сдерживаю вздох. Я бы не отказалась быть такой же свободной, как арабские девушки. Им разрешено наследовать имущество и учиться в университетах, а недавно они даже получили право голоса. Но мы никогда не слышали, чтобы там жили ведьмы. Мы вообще не слышали о ведьмах, которые жили бы где бы то ни было.Похоже, почти все ведьмы планеты в свое время переехали в Новую Англию, привлеченные обещанием свободы, — и были уничтожены, когда сменился режим.
Но, даже если в мире и есть место, где ведьмы могут жить открыто, мы не сможем туда попасть: нам просто не выехать из Новой Англии. На юге, у девушек испанских колоний, больше свободы, но границы закрыты. Всеграницы закрыты; исключение делается только для Братьев, которые едут с официальными поручениями, и для торговцев. А нелегалов наказывают так же безжалостно, как ведьм.
Поэтому бегство невозможно, мы должны оставаться в своих домах и справляться со своими проблемами самостоятельно. Я сую руку в карман, и мои пальцы натыкаются на скомканное письмо от Р. З. Оно пришло почти неделю назад, но за это время я ни на йоту не приблизилась к разгадке личности его автора. Я не нашла ни маминого дневника, ни каких-либо упоминаний о ее переписке с кем-то, чье имя начиналось бы на З.
Кто же эта Р. З.? И о какой опасности она предупреждает?
В деревянной церкви собрались все жители Чатэма и окрестных ферм; службы обязательны для всех, за исключением тяжелобольных. Даже когда стало ясно, что Мама умирает — и после ее смерти, когда дом погрузился в глубокий траур, — мы все равно должны были посещать богослужения. Брат Ишида призвал нас принести свое горе Господу и обещал, что именно в Нем мы найдем настоящее утешение. Я бы не сказала, что в моем случае все
Мой взгляд рассеянно блуждает по присутствующим. Члены Братства сидят все вместе в двух первых рядах, за ними, на почетных местах, расположились члены их семей. Конечно, мы все должны избегать таких мирских пороков, как гордыня и зависть, однако жены членов Братства вполне очевидно отличаются от нас. Эти женщины стоят с кротко опущенными долу очами, однако одеты они красиво и богато. Широкие колоколообразные юбки качаются у их ног, а нижние юбки из тафты шуршат при каждом движении. Пышные рукава скрывают плечи, надежно охраняя их от нескромных помыслов и взоров. А их дочери! Одетые в ярко-желтое, пурпурное, розовое и изумрудное, с прическами в стиле помпадур, они являют собой воплощение изнеженной, кричащей юной женственности.
Мое внимание привлекает сдавленное хихиканье. Брат Малькольм прерывает свою проповедь милосердия и хмурится: он только что получил подтверждение тому, что не все слушают его с должным вниманием.
Это Рори Эллиот. На миг от всеобщего внимания ее лицо озаряется улыбкой, и она встряхивает длинными черными волосами, а потом с притворной скромностью опускает глазки. Ее щеки становятся розовыми, под цвет платья, а сама она осторожно придвигается поближе к Нильсу Уинфилду. Скандала не происходит только потому, что Рори обручена с Нильсом, а его отец — член Братства Уинфилд.
Все взгляды возвращаются к Брату Малькольму, который продолжает свою проповедь, а я все еще смотрю на Рори. Саши Ишида резко толкает ее локтем под ребра, и уста Рори явно произносят что-то совершенно неподобающее леди. Однако она складывает руки на коленях, выпрямляет спину и сосредотачивает все свое внимание на Брате Малькольме. Саши улыбается, а я в очередной раз удивляюсь, почему она, любимица всего городка, выбрала себе в подруги такую девушку. Мать Рори из тех лежачих больных, что никогда не покидают своего дома. Поговаривают, что она пьет и не имеет ни малейшего понятия, кто настоящий отец Рори. Ее муж, Джек Эллиот, дал Рори свое имя, но с тех пор, как он погиб в дорожном происшествии, остальные Эллиоты знать не хотят ни Рори, ни ее мать.
Саши перехватывает мой взгляд, и я быстро отвожу глаза в сторону кафедры, где Брат Малькольм как раз заканчивает проповедь.
— Очистим наши умы и откроем сердца Господу, — возглашает он.
— Очистим наши умы и откроем сердца Господу, — подхватывают все.
Я произношу эти слова вместе с остальными. Когда мы были маленькими, Мама научила нас молиться перед сном и перед едой, но для меня это скорее дело привычки, чем проявление веры. Моя истинная вера в Господа умерла вместе с Мамой.
— Идите с миром. Служите Господу, — воспевают Братья, и паства отзывается:
— Благодарение Господу.
Наши соседи не спешат расходиться, болтают, обмениваются новостями. Мне хочется убрать их с моего пути; я готова распихивать всех локтями, лишь бы поскорее оказаться дома. Я хочу домой. Вместо этого я оглаживаю юбку и покорно жду своей очереди, чтобы наконец выбраться с длинной скамьи в проход. Миссис Корбетт стоит подле Отца, обсуждая скорый приезд гувернантки. Я смотрю на них, а в ушах звучит пророчество Мауры. Неужели эта старая кошелка действительно пытается окрутить Отца? Впрочем, для того чтобы быть хоть чьим-то мужем, он слишком мало времени проводит дома. А мы не хотим новой матери. Нет, даже не так: мы в ней не нуждаемся.