Дар сгоревшего бога
Шрифт:
— Хорошо… Этот огонь тоже отбрасывает тень. Но не обычную.
— Глум, — сказала Лаурелла.
Он улыбнулся шире.
— Точно. Вам стоит совершить паломничество к Такаминаре. Думаю, вы с ней поладите.
Старик снова повернулся к колонне.
Теперь Лаурелла, взглянув на нее тоже, без труда представила застывший огненный водоворот.
— Все верно, — сказал Орквелл. — Этот огонь отбрасывает Глум, как чистое пламя — тень. Но что еще страшнее, он дышит силой, которая вздымается вверх, питает ведьму и ее ужасное воинство. И если
— Как?
Он устремил взгляд на трон.
— Погасив огонь. Сила течет к ведьме из наэфира через эту колонну.
— Но как погасить его, если он стал камнем? — спросил Китт.
Лаурелла вспомнила действия мастера на лестнице.
— Очистив его… огнем, — сказала она.
Орквелл бросил на нее взгляд.
— Вы продолжаете меня удивлять, госпожа Хофбрин. — И снова уставился на трон. — Да, нужно очистить сердцевину нарыва. Выжечь из него яд. Противопоставить огню огонь.
Он шагнул к нише.
Девочка вдруг почувствовала страх. Не хотелось, чтобы мастер подходил слишком близко к нечистому огню… Но он остановился. Достал мешочек с порошком — тем самым, в который окунал факел. Развязал его и принялся сыпать порошок себе на голову, плечи, грудь, спину.
— Что вы делаете? — удивилась она.
— Для очищения такого места мало одного огня, — ответил Орквелл. — Кто-то должен войти в костер, в самое пламя. Это единственная возможность остановить ведьму. Сила, протекающая здесь, велика… одно касание — и будут выжжены полностью воля и разум, и человек подчинится тем, кто обитает в наэфире. — Он подошел к нише. — Видимо, именно это и произошло с Миррой. Случайно ли она забрела сюда или по чьей-то злой воле, но, сев на трон, тут же пропала навеки. Однако если на него сядет человек, который был очищен…
И снова Лаурелла поняла, о чем он говорит.
— Нет!
— Я должен. Другого пути нет. — Орквелл протянул ей свой факел. — Когда сяду, вы меня подожжете.
Катрин громко, перекрикивая зов рога, приказала:
— Еще огня! Несите факелы! Где масло?
Она ставила огневой заслон на шестом этаже. Нижние пять были уже потеряны. У защитников Ташижана осталось всего десять уровней, где и собрались уцелевшие.
Снизу, блистая доспехами, на которых играл свет факелов, поднялся Геррод, с горсточкой рыцарей в обгорелых плащах. Во время отражения ведьминой атаки им пришлось нелегко. Тот самый огонь, что отгонял черных хаулов, рассеивал и тени, лишая рыцарей укрытия и скорости.
К тому же их было мало — наверху по-прежнему шло сражение с духами ветра, силы приходилось дробить.
Миновав пикет, Геррод остановился рядом с Катрин.
— Это последние, — сказал он.
Рыцари, пришедшие с ним, зашагали дальше, наверх. Один нес на плече раненого — а может, мертвого — товарища. Тело того дымилось. Из-под плаща свешивалась обугленная рука.
— Разойдись! — закричали сверху.
На лестнице показались двое, катившие бочонок с
— Если добавим еще огня, — озабоченно сказал Геррод, — как бы нам не спалить нижние этажи дотла. Штормовая рухнет…
У Катрин перед глазами встала обугленная рука.
— Лучше чистый огонь, чем порча Мирры.
И тут ужасный звук донесся снизу, исполненный отчаяния и муки.
Не крик человека. Не вой демона.
Ржание лошади.
…Когда духи ветра пошли на первый приступ, Катрин вспомнила о конюшнях. Жалкие тростниковые крыши были скверной защитой от крылатого воинства лорда Ульфа. Поэтому она переправила всех лошадей и конюхов на нижний уровень Штормовой.
— Коней мы вывести не смогли, — сказал Геррод. — Они отказывались подниматься по лестнице. Да еще столько факелов кругом… Главный конюший пытался прикрывать им глаза попонами, но лошади были слишком напуганы…
— А сами конюхи? — Катрин вспомнила, как те, не желая бросать своих питомцев, оставались с ними в холодных конюшнях.
Геррод покачал головой.
— Не знаю. Им велели уйти, но…
В последние полколокола царил такой хаос, что за всем уследить было невозможно.
— Я спущусь, — сказала Катрин.
— С ума сошла? — рассердился он.
— Она убьет лошадей. Нарочно, самым жестоким образом. Потому что знает, как я люблю их. И вдруг там остался кто-то из конюхов…
— Рисковать из-за них… — Геррод осекся. — Прости. Я не то хотел сказать.
Она коснулась его руки.
— Понимаю. Тем не менее все они достойные, добрые люди. Возьму с собой несколько рыцарей… всего лишь посмотреть, вдруг кто-то и впрямь остался.
Говоря это, Катрин знала, что так оно и есть.
Геррод, неподвижная бронзовая статуя, долго смотрел на нее молча. Потом сказал тихо:
— Иди.
Единственное слово, произнести которое ему стоило немалых усилий.
Катрин понимала это и никогда еще не испытывала большей любви к своему другу. В разрешении его она не нуждалась. Но в поддержке — всегда.
Она повернулась к рыцарям охраны.
— Бастиан, Тиллус. Пойдете со мной.
Те не стали задавать вопросов, сразу подошли. Оба носили знак Огненного Креста, но в этот день не раз уже успели показать себя отважными и искусными в бою. Катрин объяснила, что собирается сделать. Они кивнули, быстро подготовили необходимое.
— Вперед. — Катрин миновала пикет, повернулась к Герроду. — Отправь весть наверх, Аргенту.
Он поднял в знак понимания бронзовую руку. В следующий миг, шагнув за поворот лестницы, Катрин потеряла его из виду.
Здесь еще горели настенные факелы, но через несколько витков не осталось ни одного. Ступени уходили в глубокую тьму.
И хотя Катрин знала, что таится в этой тьме, она по-прежнему была рада теням. Впитала их силу в плащ. Накинула капюшон, натянула масклин. Сопровождавшие ее рыцари сделали то же самое.