Дар Солнца
Шрифт:
— Остается письмо, — вздохнул я.
За все это время, особенно в первые недели, я зачитал его до дыр, пытаясь найти какую-то зацепку. Сейчас, смотря на ровные строчки, я не видел ничего нового.
— Если сам не вспомнишь, видел ли этот почерк раньше, можно отдать графологам, — предложил Тима. — Уж характер и какие-нибудь особенности они обнаружат, а там, глядишь, по описанию узнаешь.
А он был прав! Наверняка у мамы найдутся знакомые, имеющие дело с графологией или экспертизой по почерку. Это воодушевило меня, и я последний раз скользнул глазами по листу, пока не зацепился за маленькую букву "д". Внизу она заканчивалась не обычной петелькой, как у большинства людей, а замысловатым крючком. И так было в каждом
Плюс один к тому, что я определенно хорошо был знаком с Солнечной.
— Влад, глянь, — позвал я друга. — Ты не помнишь, кто-нибудь из девушек, которых ты знаешь, вот так писал букву "д"?
Парень вгляделся в письмо, будто сканируя его.
— Хм… знаешь, Сафа, я что-то не припоминаю. Да я вообще не обращаю внимания на почерк подруг! Даже как Ирка пишет, не скажу. Твой, может, ещё узнаю, потому что ты как-то по-особенному умеешь соединять буквы, причем что на русском, что на английском.
— Ты бы так же писал, если бы тебя обучал мой репетитор. Ла-а-адно… хоть что-то. Утро позвоню маме, спрошу, кого она может мне посоветовать из своих друзей, кто специализируется на таких вещах.
— Ты точно не можешь хотя бы немного сузить фронт по поиску девушек? — спросил Тима. — Определили, что зачатие произошло в промежутке между серединой июня и первыми числами июля. Может, ваши одногруппницы или по универу знакомые?
— С большей частью одногруппниц, кто согласился, я переспал на первых курсах, — ответил я. — А кто не польстился, я второй раз не подкатывал, и так хватало желающих. Нет… где-то в другом направлении искать надо…
— Или кинуть дурное и успокоиться, — подхватил Влад. — Всё с тобой будет в порядке. Если будет нужно, Солнечная сама тебя найдет, или кто-то из её близких, если они знают, кому она отдала ребёнка. Когда Ариадна вырастет и поинтересуется мамой, ты ей расскажешь, как было дело. Наверняка, она обзовет тебя крольчатиной и не будет с тобой разговаривать… часа два, но вы во всем разберетесь.
— А потом она подрастет ещё больше, — вступил Тима, — вытянется, её лицо сформируется, и тогда кто знает — вдруг она станет настолько похожа на неё, что ты вспомнишь?
Я смотрел на них, светящихся своей идеей, и по моему лицу расплывалась благодарная улыбка.
— Я вам уже говорил, какие вы офигенные друзья?
— Мне лично — нет, — тут же сделал каменную морду Влад.
— И я не помню, — кивнул второй. — Только звонишь в самый не подходящий момент и требуешь приехать, не объясняя, зачем.
— И даже не думай отвертеться и не рассказать о том, что вчера произошло!
Я рассмеялся и увел их выпить что-нибудь, попутно вводя в курс дела вчерашних событий.
Я связался с мамой, и она пообещала поискать мне хорошего графолога. Она должна была вот-вот вернуться обратно в город, поэтому на время я успокоился с мыслью исследовать письмо.
Следующим утром я отвез Ариадну к Насте — была суббота, а по выходным у наших нянь тоже были не рабочие дни — и поехал к следователю. Всё обдумав и посоветовавшись с ребятами, решил подать иск против того урода. Мозгов не добавит, но он подольше будет изолирован от общества. Ольга Андреевна Лукашевич оказалась приятной женщиной лет тридцати пяти, посочувствовала мне из-за перенесенной моральной травмы и испуга за ребёнка. В непринужденной обстановке — у неё оказался вполне приличный кофе, которым она меня угостила — я рассказал ей, что произошло, она записала, распечатала и дала мне на проверку и подпись. Я настаивал учесть то, что он угрожал Ариадне ножом, следователь обещала принять это во внимание. Оказалось, этот хмырь входил в число группировки, которая много чем незаконным занималась, и теперь у правоохранительных органов был повод его засадить
Вернувшись за дочерью, я застал Настю и Марго, взирающих на меня как Ленин на буржуазию. Тима проболтался, а подруга поделилась с моей сестрой, всё понятно. Следующие три часа я рассказывал суть дела, а потом выслушивал возмущение, почему они узнают об этом едва ли не через СМИ и какое наказание светит преступнику лично от них. Долгими и нудными уговорами я вытащил из них обещание, что об этом хотя бы родители не узнают.
Погода была прохладная, но солнечная, поэтому я решил не рассиживаться дома, хватает офиса, и, тепло одев Ариадну, отправился на прогулку. Девочка, скоро отмечавшая свой семимесячный юбилей, не укладывалась, а сидела, вцепившись в края коляски, и знакомилась с окружающим миром. Мимо шли собаки — она пародировала их лай, и её милый голосок, ещё не оформившийся, ласкал мой слух; бежали дети, и она тянула ручки, желая потрогать их шапочки с помпонами — этому её научила любимая тетя и крестная мама, когда малышка находилась вблизи двоюродного брата и интересовалась его головным убором; на машины у неё было своё приветствие, она весело махала им, что-то лапоча, и некоторые автомобилисты гудели ей в ответ, приводя в дикий восторг. Я смотрел на эту социальную активность, на её оживленность, желание все узнать и все потрогать (и притянуть в рот, если никто из взрослых не видит), и это меня радовало. Моя дочка росла здоровым ребёнком — перед Солнечной мне не будет стыдно.
И это вновь возвращало меня мыслями к ней. Если подумать… почему она подписалась таким странным именем? Наверняка, она думала, что это что-то мне скажет, но ошиблась. С чего бы? Тут надо было наверняка. Или она не хотела, чтобы я её нашел? Ну да, если бы я знал, кто она такая ещё в апреле, тут же бы вернул "подарок" обратно, если не ей самой, так кому-то из родственников. А сейчас из-за её осторожности не могу найти! Блин!
Не выныривая из размышлений, я привычным движением вернул Ариадну обратно в коляску, пока она не кувыркнулась через край в своей любознательности. Как я её не фиксировал, она всегда находила возможность так извернуться, что моё сердце на миг испугано замирало, а руки тянулись словить и уберечь. В год будет бегать, как Сашка, в нашу породу пошла.
Ещё один вопрос о Солнечной — если она не стащила рецепт Беллы Свон, то её беременность должна была длиться девять месяцев. Она жила на одиноком хуторе или посреди многокилометрового леса, и никто не заметил её состояния? Если же нет, то вполне закономерен вопрос — куда делся ребёнок? Ладно, если она умерла, у неё уже не спросишь, но подать в розыск должны были! Родные, друзья, те же врачи — они могли — и должны, вообще-то! — узнать, кто отец, и я был бы первым в списке, к кому обратились бы и сразу же нашли! А за все это время никто ко мне не пришел, интересуясь, случайно ли не завис у меня ребёнок от такой-то и такой-то девушки. Нет… тут явно что-то не чисто.
Случись такое с Настей, мои родители бы все вверх дном перевернули. Хотя, случись такое с Настей, наш ребёнок (нашей семьи, я имею в виду) никуда бы не делся. Воспитали, одели, выучили — даже вопроса бы не возникло. Но, даже если бы она свихнулась и отправила своего ребёнка неизвестно куда, его бы нашли. И дело даже не в том, что папа губернатор, а дед знает все шишки страны поименно — дело в отношении. Если Солнечной не повезло с родителями, то радует, что забеременела она от меня, а не какого-нибудь Васи Иванова, который отодвинул бы эту корзину и пошел бы хлестать пиво с друзьями дальше.