Дар тому, кто рожден летать
Шрифт:
Мне показалось, что ему около сорока лет, хотя, клянусь, он старше. Он даже не прекратил работать, разговаривая со мной. Самолет, над которым он трудился, был сделан из ткани, обычной старой тонкой ткани, которая была покрашена так, чтобы казаться металлом.
— Мистер, вы занимаетесь бизнесом, — сказал я прямо, — или вы открыли здесь новую церковь? Ты довел людей до того, что они ждут воскресенья, чтобы прибежать сюда, так, как они никогда не ждали его, чтобы сходить в церковь. Ты сделал так, что о близости к Богу заговорили те, кто вообще никогда не произносил слова Бог в течение всего времени, что я их знаю, то есть в течение всей своей жизни.
В конце
— Извините меня за них, если можете, — сказал он. Но я едва ли мог его слышать. Он залез под приборную панель своего маленького самолетика и принялся раскручивать один из приборов. — Некоторые начинающие пилоты действительно увлекаются. Иногда нужно, чтобы прошло какое-то время, прежде чем они научатся спокойно говорить о своем любимом занятии.
Он вылез на минуту, чтобы выудить из ящика с инструментами отвертку с меньшим жалом. Затем он улыбнулся мне приводящей в ярость самоуверенной улыбкой, которая говорила, что он не собирается убираться отсюда, когда ответственные люди просят его об этом, и добавил:
— Наверное, я — миссионер.
— Ну, это уж слишком, — сказал я. — Я уже достаточно наслушался этих разговоров о полетах, которые даруют-мне-близость-к-Богу. Мистер, разве вы когда-нибудь видели Бога на престоле? Разве вы видели когда-нибудь, чтобы ангелы кружились вокруг вашего сколоченного на скорую руку аэроплана? — Я задал ему эти вопросы, чтобы отрезвить его, чтобы сбить с него спесь.
— Нет, — сказал он. — Никогда не видел Бога-на-престоле и ангелят-сбелыми-крылышками. Равно как не встречал и ни одного пилота, который бы настаивал на том, что видел их. — И снова он залез под приборную панель. Когда-нибудь на досуге, дружище, я расскажу вам, почему люди начинают говорить о Боге, когда впервые поднимаются в небо на аэроплане.
Он угодил прямо в мою ловушку, даже не произнеся с-вашего-позволениясказать. Теперь-то я смогу понаблюдать, как он будет выбираться из нее, как он будет заикаться ну, знаете ли… это ведь, гм… как он будет нечленораздельно бормотать что-то, доказывая тем самым, что является не лучшим проповедником Евангелия, чем работником мыловаренного завода.
Продолжайте, продолжайте, мистер Летчик, — сказал я. — Давайте прямо сейчас. Я вас слушаю. — Я не потрудился сказать ему, что принимал участие во всех религиозных встречах, которые проходили в городе за последние тридцать лет. Мне даже было немного жаль его, потому что он не знал, с кем разговаривает. Но ведь он сам поставил себя в такое положение, занявшись своим смехотворным авиаклубным бизнесом.
— Хорошо, — сказал он, — давайте уделим минуту тому, чтобы определить, о чем мы будем разговаривать. Вместо того, чтобы говорить Бог, давайте будем, например, говорить небо. Естественно, небо — это не Бог, но для людей, которые любят летать высоко над землей, небо может быть символом Бога, и это — не такой уж и плохой символ, если вы задумаетесь над ним.
Когда вы становитесь пилотом аэроплана, вы начинаете по-другому чувствовать небо. Небо всегда вверху: его невозможно скрыть, убрать, сковать цепями или подорвать. Небо просто существует, независимо от того, признаем мы это или нет, смотрим мы на него или нет, любим мы его или ненавидим. Оно есть; спокойное, громадное, всегда там. Если вы не понимаете его, оно кажется очень загадочным, не так ли? Оно всегда движется, но никогда не уходит. Ему никогда нет дела ни до чего другого, кроме себя. — Он вынул прибор из панели, но продолжал говорить, никуда
— Небо всегда было, оно всегда будет. Оно все понимает правильно, никогда не обижается и не требует, чтобы мы делали что-то каким-то определенным образом, в какое-то конкретное время. Поэтому оно является не таким уж и плохим символом Бога, не правда ли?
Было похоже на то, что он разговаривает сам с собой, отсоединяя провода, вынимая прибор, — все это он делал медленно и осторожно.
— Это довольно плохой символ, — сказал я, — ведь Бог требует…
— Погодите, — сказал он, и мне показалось, что он вот-вот засмеется, глядя на меня. — Бог не требует ничего до тех пор, пока мы не просим ничего. Но как только мы желаем получить что-то от него, мы сразу сталкиваемся с требованиями, правильно? Так же и с небом. Небо не требует от нас ничего до тех пор, пока мы ничего не хотим получить от него, до тех пор, пока мы не стремимся полететь. После этого сразу же появляются всевозможные требования к нам и законы, которым мы должны подчиняться.
— Кто-то однажды сказал, что религия — это способ поиска истинного, и это неплохое определение. Религия пилота — полет: в полете он постигает истину неба. При этом он должен подчиняться его законам. Законы вашей религии известны мне, а законы нашей называются аэродинамика. Следуйте им, работайте с ними, и вы полетите. Если вы не следуете им, никакие слова и высокопарные фразы не заменят настоящий полет: вы никогда не оторветесь от земли.
Здесь я поймал его.
— А как насчет веры, мистер Летчик? Ведь человек должен верить, чтобы…
— Забудьте об этом. Единственное, что требуется, — это следовать законам. Да, конечно, для того, чтобы попробовать, мне кажется, нужна вера, но вера — это не совсем подходящее слово. Желание — подходит лучше. Человек должен желать познать небо для того, чтобы воспользоваться законами аэродинамики и убедиться, что они работают. Однако в итоге все сводится к тому, как он следует этим законам, а не к тому, верит он в них или нет.
Существует, например, такой небесный закон, который утверждает, что если вы будете двигаться в этом аэроплане против ветра со скоростью сорок пять миль в час, опустив хвост вниз на высоту винта, он взлетит в воздух. Он начнет удаляться от земли и приближаться к небу. Затем в силу вступают другие законы, но этот закон — едва ли не самый главный. Вам не нужно верить в него. Вам нужно лишь попробовать разогнать аэроплан до скорости сорок пять миль в час, и тогда вы во всем убедитесь сами. Когда вы сделаете это много раз, вы убедитесь, что этот закон всегда работает. Закону дела нет до того, верите вы в него или нет. Он просто работает каждый раз, и все тут.
Вера никуда вас не переместит, но если вы обладаете знаниями, пониманием, вы можете путешествовать куда угодно. Если вы не понимаете закон, тогда рано или поздно вы нарушите его. Нарушая законы аэродинамики, вы довольно быстро вывалитесь из неба, уверяю вас.
Он вылез из-под приборной панели, улыбаясь, будто вспомнил какой-то конкретный случай. Но он не сказал мне о нем ничего.
— Можно сказать, что нарушение закона со стороны пилота приравнивается к тому, что вы называете грехом. Вы можете даже сформулировать определение греха так: это нарушение Божественного Закона, или как-то по-иному. Но все, что я понимаю в том, что вы называете грехом, сводится к тому, что что-то неопределенно отвратительное вы не должны делать по причинам, которые не до конца поняты вами. Во всем, что связано с полетом, нет никаких грехов. В этом отношении у пилота не может возникнуть недоразумений.