Дар волка. Дилогия
Шрифт:
Он с восторгом глядел на нее, на ее изящные руки, гладкий лоб, мягкие светлые волосы, обрамляющие ее лицо, льдисто-голубые глаза, отсутствующим взглядом обводящие кухню.
Он подвинулся ближе к кухонной двери.
Она была обеспокоена и неуверенна. С подавленным выражением лица шагнула к белому столу, собираясь сесть, и вдруг увидела его, стоящего в коридоре.
— Прекрасная Лаура, — прошептал он. —
Что видишь ты перед собой? Человека-волка, чудовище, зверя, разрывающего свои жертвы на части?
От
А потом раскрыла руки и бросилась навстречу ему, как только он сделал шаг вперед, чтобы обнять ее. Он аккуратно прижал ее к груди.
— Прекрасная Лаура, — снова прошептал он, и снова подхватил ее на руки, как в прошлый раз. Отнес в спальню и положил на кровать.
Сдернул ленту с ее волос. Они упали в стороны, волнами, соломенные с сединой, желтоватые в свете стоящей рядом лампы.
Едва смог сдержать себя, чтобы не порвать на ней одежду. Казалось, она целую вечность возилась с пуговицами и застежками, снимая ее с себя. И, наконец, она оказалась рядом с ним, нагая, розовая, с сосками, похожими на маленькие цветки, и темными, цвета дыма, волосами между ног. Он покрыл ее рот поцелуями, услышал, как в его груди зародился низкий рык, животный рык, который не мог бы издать ни один мужчина. Не мог остановиться, целуя ее снова и снова, горло, груди, живот и шелковистую кожу на внутренней стороне бедер.
Положил руки ей под голову, а она провела пальцами по его лицу, глубоко запуская их в густой и мягкий волчий подшерсток под длинной грубой шерстью.
Она все еще плакала, но для него это было, будто шум дождя по стеклам. Будто музыка.
16
Пока она спала, он снова развел огонь в камине гостиной. Ему не было холодно, вовсе нет, но он хотел насладиться зрелищем огня, мерцанием исходящего от него света на потолке и стенах. Просто хотел, чтобы ярко горело пламя.
Стоял одной ногой на приступке камина, когда она вошла.
На ней была белая фланелевая ночная сорочка, такая же, как та, которую он так безрассудно порвал в первую ночь. С пышными кружевами на запястьях и воротнике. В темноте поблескивали маленькие жемчужные пуговицы.
Ее волосы были расчесаны и блестели.
Она села в старое кресло, слева от камина, и нерешительно показала на другое, побольше, потертое и поцарапанное, справа, достаточно большое, чтобы вместить его.
Он сел и жестом позвал ее.
Она быстро пересела ему на колени, и он обнял ее за плечи правой рукой. Она прижала голову к его груди.
— Они ищут тебя, — сказала она. — И ты это знаешь.
— Конечно, — ответил он. Все еще не привык к своему низкому, невнятному голосу. Может, ему вообще
— Тебе не страшно здесь, одной, в этом доме? — спросил он. — Вижу, что нет. Я хочу спросить, почему?
— А чего тут бояться? — ответила она. Уверенно, совершенно естественно, не переставая теребить пальцами длинные волосы на его плече. Постепенно нашла у него на груди сосок и слегка ущипнула.
— Противная девчонка! — прошептал он, вздрогнув. Снова издал низкий рык и услышал ее тихий смех.
— Честно говоря, я за тебя боюсь, — сказал он. — Боюсь, когда ты одна в этом доме.
— Я выросла в этом доме, — спокойно, без позерства, ответила она. — Пока что ничто не могло причинить мне вред здесь. — Она помолчала. — И здесь, в этом доме, ко мне пришел ты. — Он не ответил, лишь гладя ее по волосам. — А вот за тебя я боюсь, — продолжила она. — Боюсь с той самой минуты, как ты ушел. И даже сейчас боюсь, что они следили за тобой, когда ты шел сюда, что кто-то мог видеть тебя…
— Они за мной не следили, — ответил он. — Я бы услышал их, если бы они были поблизости. Учуял бы их запах.
Некоторое время они молчали. Он глядел на огонь.
— Я знаю, кто ты такая, — сказал он. — Все про тебя прочитал.
Она ничего не ответила.
— В наши дни можно найти все обо всех. Весь мир как архив. Я прочитал о том, что произошло с тобой.
— Тогда, как говорят в таких случаях, у тебя преимущество, — ответила она. — Потому, что я ни малейшего понятия не имею, кто ты такой на самом деле. И почему ты пришел сюда.
— Я тогда не слишком себя осознавал, — сказал он.
— Значит, ты не всегда такой, как сейчас? — спросила она.
— Нет, — ответил он, тихо усмехнувшись. — Совершенно не такой.
Прижал язык к клыкам, провел им по мягкой черной коже, заменявшей ему губы. Немножко двинулся в кресле, усаживаясь поудобнее. Ее веса он вообще не чувствовал.
— Ты не можешь оставаться здесь, в смысле в городе, и даже здесь. Они тебя найдут. Мир стал слишком тесным, слишком контролируемым. Если они наткнутся хоть на малейший признак того, что ты в этом лесу, они прочешут его. Здесь все только выглядит, будто первозданная природа, но на самом деле это не так.
— Я знаю это. Слишком хорошо знаю.
— Но ты рискуешь, ужасно рискуешь.
— Я слышу голоса, — ответил он. — Слышу голоса и иду к ним. Так, будто я не могу не идти. Если я этого не сделаю, кто-то будет страдать и умрет.
Он медленно принялся описывать ей, почти так же, как описывал это Джиму, как он воспринимает запахи. Целый мир запахов. Рассказал о том, как нападал на злодеев, как слышал в темноте плач жертв, как ему мгновенно становилось ясно, кто злой, а кто добрый. Рассказал ей про мужчину, застрелившего жену.