Дар волка
Шрифт:
Затем они обнаружили, что двери есть и в других углах. Одна из них вела в ванную комнату, замаскированная под зеркало, как и предыдущая, которую они обнаружили, а другая, в юго-восточном углу, выходила в кладовую.
— Думаю, я понимаю, что произошло, — сказал Ройбен. — Кто-то начал проводить здесь эксперименты, эксперименты с целью познать природу превращения, Хризмы как бы ни называли его эти существа. Если они действительно живут очень долго, невероятно долго, подумай, как выглядит в их глазах современная наука после тысячелетий
— Но почему же они прекратили эксперименты?
— Могла быть тысяча причин этому. Возможно, перебазировали лабораторию куда-то еще. Ведь в доме, даже таком, как этот, можно сделать многое, но не все, так ведь? Конечно же, это должно было делаться втайне. А может, они просто открыли, что ничего не смогут открыть вообще.
— Почему ты так говоришь? — спросила Лаура. — Наверняка они открыли хоть что-то, возможно, достаточно многое.
— Ты так думаешь? Я думаю, что те образцы, которые они брали у себя или других, просто разрушались прежде, чем они успевали что-то узнать. Может, именно поэтому они бросили всю эту затею.
— Я бы так просто не сдалась, — сказала Лаура. — Я бы попыталась подобрать консерванты и методы получше. Я бы попробовала изучать ткани хотя бы в течение того времени, пока они остаются в целости. Я полагаю, что они просто перенесли свою базу в другое место. Помнишь, что создание-страж сказало про плюрипотентные эмбриональные клетки? Это сложный термин. Большинство обычных людей его не знают.
— Что ж, если так, то, видимо, Феликсу нужны его личные записи, вещи и эти таблички. Что бы там в них ни было.
— Расскажи мне про них, пожалуйста, — сказала Лаура. — Чем они являются?
Она подошла к столу, наполовину накрытому тканью, боясь притронуться к крохотным кусочкам высохшей глины, выглядящим такими же хрупкими, как пересохший хлеб.
Ройбен тоже не хотел к ним притрагиваться, но сейчас он отдал бы все, чтобы осветить их нормальным, ярким светом. Чтобы понять, в каком порядке Маррок их разложил. Лежали ли они по порядку на полках в комнатах? Тогда он не уловил каких-либо заметных признаков этого.
— Это клинопись, древняя письменность, — сказал он. — Одна из самых ранних. Могу показать тебе примеры из книг, выложенных в Сети. Эти, судя по всему, были найдены в Ираке, на местах раскопок древнейших городов, упоминаемых в письменной истории человечества.
— Я никогда и не думала, что они такие крохотные, — сказала Лаура. — Всегда думала, что они достаточно большие, как наши тетради и книги.
— Очень хочется выбраться отсюда! — внезапно сказал Ройбен. — Меня просто душит эта атмосфера. Здесь слишком мрачно.
— Ну, думаю, пока что нам и так достаточно. Мы узнали весьма важные вещи. Если бы только знать точно, что Маррок — единственный, кто бывал в этом помещении.
— Я в этом уверен, — сказал Ройбен и снова пошел первым. Они выключили свет и спустились по лестнице.
Они снова
Он прекрасно чувствовал себя в волчьем обличье, сидя здесь, не хуже, чем в своем обычном теле. Слышал чириканье и пение птиц среди дубов, шорох зверей, вышедших на охоту в зарослях. Но не чувствовал потребности присоединиться к ним, вступить в их жестокий мир, где всякий являлся либо охотником, либо добычей.
Они немного побеседовали, рассуждая на тему того, что у Ройбена есть вещи, нужные Феликсу, а Феликс, известный своим благородством, вряд ли станет тайком пробираться в дом, чтобы вынести их.
— Судя по тому, что он желает встретиться, его намерения добрые, — сказала Лаура. — Я почти уверена. Если бы он хотел ворваться в этот дом, он уже сделал бы это. И если бы он хотел нас убить, у него и на это уже было время.
— Да, возможно, и было, — ответил Ройбен. — Если только мы не смогли бы победить его, как победили Маррока.
— Победить одного из них — одно дело. Победить их всех — совсем другое, так ведь?
— Мы не знаем, все ли они здесь сейчас, в одном месте. Даже не знаем, все ли они до сих пор живы.
— Письмо, — сказала Лаура. — Письмо, принадлежащее Марроку. Не забудь его с собой взять.
Он кивнул. Да, он возьмет письмо. И возьмет часы. Но не стоит заранее репетировать, что говорить на этой встрече.
Все будет зависеть от Феликса, что скажет Феликс, что он будет делать.
Чем больше он об этом думал, тем сильнее ему хотелось встретиться, тем больше он надеялся на исход встречи, тем больше он чувствовал радость и облегчение оттого, что это наконец-то произойдет.
В нем пробудилось желание, сейчас, на исходе ночи, но не желание той природы, что таилась снаружи, а той, что была здесь, рядом.
И он подошел к ней, поцеловал ее в затылок, поцеловал шею, поцеловал ее плечи. Обхватил ее руками, чувствуя, как ее тело тает.
— Значит, ты снова станешь моим Человеком из Леса, когда мы займемся любовью, — сказала она, улыбаясь, и ее глаза загорелись. Он целовал ее щеки, пухлую плоть ее улыбающихся губ. — Стану ли я еще когда-нибудь заниматься любовью с Ройбеном Голдингом, с гладкой кожей, Солнечным мальчиком, Малышом, Чудо-мальчиком?
— Гм, а зачем бы тебе желать его? — спросил он. — Если у тебя есть я?
— Вот мой на это ответ, — сказала она, отвечая его поцелуям, принимая его язык, касаясь его зубов.
Когда все окончилось, он отнес ее наверх с удовольствием и положил на кровать.
Стоял у окна, поскольку ему показалось правильным скрыть лицо от нее сейчас. Напрягся, обращаясь к силе, медленно вдохнул, будто пил воду из чистого ручья. И превращение началось, сразу же.
Тысячи пальцев гладили его, мягко снимая волосы с лица и рук, с головы.