Дар Юпитера
Шрифт:
— Один из них сказал, что Лайдоф зарезервировала платформу на следующие два месяца, — сообщил Миллиган. — Учитывая, что там работают восемь человек, этого времени как раз хватит на монтаж и опробование глубоко атмосферного зонда.
— Значит, у нас есть два месяца, — сказал Фарадей. — Прекрасно. Давайте проверим, насколько мы можем быть обаятельны. Начнем с того, чтобы выманить кого-нибудь из них за пределы платформы Семь. В некотором роде светский визит. Светский визит любого рода. — Он перевел взгляд на Миллигана. — Включая игру в покер.
— Мне это нравится, —
— В разумных пределах, — ответил Фарадей. — Вообще-то я готов пойти даже дальше. Обещаю заплатить наличными первому, кто уговорит одного из них выйти наружу.
Спренкл вскинул руку.
— Полковник, а как насчет команд «Бета» и «Гамма»? Их вы тоже собираетесь подключить к этому делу?
Фарадей заколебался.
— Прямо сейчас — нет, — ответил он. — Не могу похвастаться, что я знаю их так же хорошо, как вас четверых. И мне совершенно точно известно, что среди них есть такие, кто готов слепо повиноваться властям. Им может прийтись не по душе наше… начинание.
— Я знаю, кого вы имеете в виду. — Бич состроил гримасу. — Вы правы, лучше не выносить это за пределы нашей команды.
— По крайней мере сейчас, — сказал Фарадей. — Хорошо. Кому-нибудь есть что-то добавить к сказанному? — Никто не проронил ни слова. — Тогда все. Спасибо, что пришли.
Шурша одеждой и бормоча слова прощания, они поднялись и покинули комнату. Все, за исключением Спренкла.
— У вас есть вопрос? — спросил Фарадей, когда за остальными закрылась дверь.
— Скорее комментарий, — ответил Спренкл. Он сидел на краю постели Фарадея в расслабленной, почти ленивой позе. Старый психиатрический трюк, без сомнения. — Просто хотел удостовериться, осознаете ли вы, какая опасность вам угрожает во всей этой истории.
— У меня к вам встречный вопрос, — сказал Фарадей. — Как по-вашему, насколько на всех них можно положиться?
— В смысле?
— В смысле, если нажим станет слишком силен, останутся ли они со мной? — без обиняков спросил Фарадей. — Или будут думать только о себе?
— Я бы сказал, что это отчасти зависит от вас, — ответил Спренкл. — Но, думаю, сегодня ночью вы сделали правильный первый шаг.
— Что вы имеете в виду?
— То, что вы влили в них новые силы, — сказал Спренкл. — Вы видели, какими они были, входя сюда. Последние два года эта работа стала чертовски муторной. Практически все, что можно узнать о сообществе джанска, нам известно, и, по правде говоря, наблюдать за Рейми стало невыносимо скучно.
— Поэтому они вечно цепляются друг к другу?
— Это типичная отдушина, — ответил Спренкл. — Но я уверен, вы заметили — уходя отсюда, они снова стали единой командой. Вы дали нам нечто новое, над чем стоит подумать и поработать вместе. — Он вскинул голову. — Хватит ли этого, чтобы остаться с вами, я не знаю. У вас есть имя и репутация, и даже Совет Пятисот хорошенько подумает, прежде чем покуситься на вас. У остальных такой «брони» нет.
— Мое имя и моя репутация будут защищать и остальных, —
— Это правда, пока ваша «броня» действовала. Но что будет дальше? Легко рассуждать уверенно и значительно во время личной встречи, но гораздо сложнее реализовать слова в поступки. В особенности если вы оказываетесь лицом к лицу с возможностью потерять все свое будущее.
— Думаете, Лайдоф получила такие властные полномочия?
Спренкл фыркнул.
— Уверен, ей достаточно пятиминутного телефонного разговора, чтобы раздавить любого из нас.
— Даже если мы действуем в рамках закона, а она нет?
Спренкл прищурился.
— Что-то не улавливаю.
— Вспомните текст официального распоряжения об учреждении проекта «Подкидыш». В пункте четыре особо подчеркивается, что наш прямой долг — защищать жизнь Рейми постольку, поскольку это совместимо с задачей нахождения звездолета джанска и получения доступа к нему.
— Лайдоф не подвергала жизнь Рейми риску, — заметил Спренкл.
— Да? А я полагаю иначе, — возразил Фарадей. — Она не дала возможность предупредить его об атаке вуука. Подвергать опасности через бездействие — все равно что делать это любым другим способом, черт меня побери.
Спренкл скривил губы.
— Может, параграф четыре уже аннулирован.
— Не в письменной форме, — сказал Фарадей. — И пока этого не произошло, я имею право исходить из того, что он остается в силе.
— Даже если арбитр Совета Пятисот утверждает обратное?
— В распоряжении об учреждении проекта не упоминается ни о каких устных приказах, — ответил Фарадей.
Спренкл покачал головой.
— Технически, может, вы и правы. Но если дело дойдет до того самого нажима, о котором вы упомянули, то, должен признаться, что в поединке «вы против Лайдоф» я поставлю на нее. Прошу прощения.
— Никаких извинений не требуется, — сухо сказал Фарадей. — По совести говоря, я поступил бы точно так же. — Он перевел взгляд на стоящий на письменном столе снимок Юпитера. — Однако именно я уговорил Рейми принять участие в проекте и не могу бросить его только потому, что Совет Пятисот считает, что можно обойтись без него или что с ним слишком много хлопот.
— Нет. Наверно, нет.
Последовала пауза.
— Вы сказали, что отчасти это зависит от меня — останется ли команда со мной, — сказал Фарадей. — А от чего еще это зависит?
Спренкл еле заметно улыбнулся.
— По иронии судьбы, возможно, от самого Рейми.
— Рейми?
— Да, — ответил Спренкл. — Вы же понимаете, у него проблемы не только с джанска. Они у него были и с нами. Взгляните в лицо фактам, полковник: Рейми не очень-то милый юноша.
Фарадей состроил гримасу.
— Типичный эгоцентричный двадцатидвухлетний человек, столкнувшийся с тем, что грандиозные планы на будущее внезапно рухнули прямо у него на глазах. Чего вы ожидали?
— Я ожидал, что по прошествии некоторого времени он станет менее ожесточенным, — возразил Спренкл. — Еще я ожидал чуть больше благодарности за то, что мы и джанска дали ему некое подобие реальной жизни. Короче, я ожидал того, что называется зрелостью.