Дар
Шрифт:
– Ах, миссис Спербер, я так рада слышать ваш голос.
– Взаимно… Вы по-прежнему в Португалии?
– Да… и я страшно запуталась.
– Из уроков верховой езды ничего не вышло?
– Да нет, нет, речь не об этом, совсем не об этом. А о Хорейсе Коулмене.
– Раз так, то лучше расскажите мне все по порядку.
Когда Патриция закончила свой рассказ, миссис Спербер сказала:
– Во-первых, хочу вас уверить в том, что еще не поздно все отменить. Сколько бы бумаг ни прислал вам Хорейс, это не имеет ровным счетом никакого значения.
– Но как мне быть?
– Собственно говоря, все предельно просто – известите Хорейса Коулмена о том, что вы передумали.
– Вы хотите сказать: просто позвонить ему?
– Лучше будет, конечно, сделать это лично. Просто сказать ему, что вы передумали, – сославшись на непоследовательность, присущую слабому полу.
В трубке послышалось нечто вроде смешка – хотя смешком это быть не могло; такая серьезная особа, как миссис Спербер, не могла позволить себе подобной вольности.
Патриция понимала, что ей следует попрощаться с Мигелем, как это и подобает взрослой женщине, и поскорее отправиться в Нью-Йорк; тем более, что она намеревалась вернуться в Лиссабон, как только удастся уладить дела с членами совета директоров. «Значит, я не взрослая женщина», – подумала она, решив провести с ним еще несколько часов и не испытывая при этом ни малейших угрызений совести.
Мысль о короткой поездке в Париж возникла, когда Патриция услышала, как Мигель приказывает Филипе подготовить молодого жеребца для отправки Бартабасу Зингаро; она тут же вызвалась доставить коня по пути домой.
– Но, Патриция… – Мигель недоверчиво посмотрел на нее. – Речь идет не о кошке и не о собаке. Это лошадь! У тебя есть хоть малейшее представление о том, какой величины контейнер понадобится для этого?
– А ты видел, какой величины мой самолет? – возразила она.
– Лошадь не поместится в грузовой отсек частного самолета.
– Поместится. У меня ведь «Боинг-727».
Разумеется, ей удалось убедить его, и Мигель согласился предпринять это путешествие вместе с нею. Они посмотрят волшебное представление, которое дает Зингаро, а уж после этого попрощаются.
Зингаро удивил ее. Мягкий, обходительный человек, необычайно ласковый в обращении с лошадьми, на арене превращался в сущего дьявола. При свете свечей, в развевающемся по плечам черном плаще, он скакал без седла верхом на черном жеребце фризской породы, а потом конь гарцевал на большом деревянном барабане, установленном посередине сцены, отбивая копытами призрачный, но четкий ритм.
– Ты считаешь, он ездит лучше, чем я? – прошептал Мигель.
– Думаю, что да, – тоже шепотом ответила Патриция. Последним номером программы была «Сцена преследования и сопротивления».
– Он украл идею у моего отца, но отшлифовал ее до совершенства, – прошептал Мигель Патриции, когда на арену вырвались две лошади без седел и уздечек.
Патриция с изумлением наблюдала за этим зрелищем. Белая лошадь оказалась
Хотя Патриция не раз видела, как жеребец покрывает кобылу, этот акт в экзотическом театрике Зингаро странным образом растревожил ее. Зрелище было, вне всякого сомнения, эротическим, но сама Патриция была слишком расстроена предстоящей разлукой с Мигелем, чтобы поддаться соответствующему чувству.
Когда машина уже везла их в аэропорт, Патриция сидела молча, отвернувшись от Мигеля, и глядела в окошко.
– Патриция, в чем дело? Тебе что – не понравилось представление?
– Да нет… очень понравилось…
– А что ты скажешь о последнем номере?
– Скажу, что быть кобылой куда проще, чем женщиной, – по крайней мере, точно знаешь, как вести себя с жеребцом.
Мигель рассмеялся.
– Но, Патриция, наверняка тебе известно, как вести себя со мной, – и разве тебе не хочется, чтобы я и впредь обращался с тобой во всем как с равной?
– Конечно, хочется! Но ты ведь знаешь, что говорят о современных женщинах, – что они пребывают в раздвоенности, они хотят, чтобы к ним относились как к равным, но порой им хочется, чтобы их покоряли?
– Так что же, прикажешь каждый раз к кровати тебя привязывать?
– Да ладно… – На лице у нее мелькнула слабая улыбка. – Это вовсе не обязательно, если только меня обслужат не хуже, чем эту кобылу.
Мигель рассмеялся. А меж тем они уже выкатили на взлетное поле, где Патрицию дожидался «Боинг-727».
– Мигель, – робко начала она. – Позволь, я сперва доставлю тебя обратно в Лиссабон.
– Но, Патриция, ты ведь вроде бы собиралась лететь в Америку?
– Это задержит меня всего на два часа…
Она закусила губу, ожидая категорического отказа.
– Два часа? Тогда пойду заберу все, что смогу, – сказал он и зашагал вслед за ней по трапу.
Стоило самолету набрать высоту, как Патриция сразу же отослала стюардов. Ей хотелось побыть с Мигелем вдвоем как можно дольше, покачаться в его объятиях, послушать, как он шепчет ей слова утешения. Но он, судя по всему, был настроен на совершенно иной лад, открыв дверь, ведущую в спальный салон.
– Нет, Мигель… не здесь…
– А почему бы и нет?
И он подхватил ее на руки.
– Но я никогда раньше не заходила в этот салон.
– А кровать выглядит весьма многообещающе.
– Как ты не понимаешь… это салон моего деда… на этой кровати он умер.
– Однако никаких привидений тут что-то не видно! Хмыкнув, Мигель осторожно усадил ее на постель, открыл бутылку вина – одну из целого ящика, присланного ей в подарок Эмилио, – и наполнил пару бокалов. Но ей все равно не удавалось расслабиться. В этом салоне даже вино не производило на нее никакого эффекта.