Дара. Анонимный викторианский роман
Шрифт:
Мы взяли еще по нескольку рюмок, и постепенно на ее щеки начал возвращаться румянец. А когда я рассказал ей о своем намерении присоединиться к театральной труппе, которую как раз собирал для гастролей знаменитый антрепренер Джонатан Ид, ее карие глаза вспыхнули живым интересом. Я обнаружил, что Дара обладает очаровательным, тонким и отзывчивым чувством юмора. Когда я принялся описывать ей причуды некоторых актеров, которых я видел во время своей первой пробы в Национальном театре у Джонатана Ида, она быстро развеселилась и заразительно смеялась моим шуткам.
К тому времени мы оба уже пребывали в благодушном расположении
— О, Офелия! Скажите, вы думаете, как и я, что она действительно «чиста, как лед, и, как снег, непорочна», что это — тип цельной и самозабвенно любящей женщины? Или вам ближе мнение, что она не совсем то, чем кажется, и что под покровом ее безумия находят приют непристойные мысли и порочные желания? — спросила она.
Честно говоря, я не знал, что на это ответить, да у меня и не оказалось такой возможности, потому что она начала наизусть цитировать разные отрывки из пьесы, чтобы доказать свою правоту. Хотя от выпитого бренди ее речь временами становилась невнятной и иногда прерывалась хихиканьем, я понял, что текст она знает великолепно, потому что как раз перед этим я посвятил немало времени изучению этой пьесы, стараясь понять основные черты роли, которую я надеялся получить во время своей следующей встречи с Джонатаном Идом. Слушая, как она рассуждает о характере Офелии, и тихонько посмеиваясь, я невольно подумал, что эта девушка намного интереснее, чем мне показалось вначале.
Когда мы, взявшись за руки, чтобы поддержать друг друга, так как мы оба не слишком твердо стояли на ногах, отправились по ночным улицам обратно к ее гостинице, было уже за полночь. У дверей отеля она снова резко остановилась и отказалась входить внутрь. Она твердо сказала, что, скорее, будет бродить всю ночь по улицам, чем согласится спать в соседней комнате с мертвецом.
Так как до моей скромной двухкомнатной квартирки, которую я снимал над лавкой «Товары из кожи», оставалось пройти каких-то два квартала, я, не вдаваясь в долгие споры, просто повел ее за собой. Меня не слишком прельщала перспектива того, что мне придется провести ночь на жестком полу, в то время как она будет занимать мою кровать, но я смирился с этой неизбежной расплатой за проведенный в ее обществе вечер, который вызвал во мне столько противоречивых чувств.
Однако случилось так, что мне не пришлось в ту ночь спать на полу. Едва услышав о моем намерении, Дара с ходу его отвергла. Посмотрев на кровать, она бросила на меня ласковый, дразнящий взгляд.
— Да здесь вполне достаточно места не то что для двоих — здесь можно втроем спать, — сказала она. — Не получив ответа, она продолжила: — После всего, что вы для меня сделали, не могу же я допустить, чтобы вы спали на полу.
Она расчувствовалась и принялась говорить мне, как много я для нее сделал и как она мне благодарна за эту доброту. Она обняла меня за шею и расплакалась. Потом внезапно опустилась на пол и прикрыла глаза.
— Нет, Джеймс, я не могу лишить вас вашего ложа. Я посплю тут, на полу. — Она свернулась клубочком, как котенок, и сонно пробормотала: — Спокойной ночи, Джеймс. И спасибо за все…
Я был немного смущен и сбит с толку, не зная, как мне быть с этой переменчивой и противоречивой девушкой. Мое сознание было несколько
— Я передумала, — объявила она, — там снаружи слишком холодно. Мне не заснуть. Позволь, я лягу рядом с тобой.
Увидев, что я изумленно уставился на ее обнаженное тело, она нервно засмеялась. У меня есть веское оправдание того, что я так бесцеремонно ее разглядывал: дело в том, что я в первый раз в жизни видел перед собой полностью раздетую женщину.
Внезапно она превратилась в воплощение скромности, быстро прикрыв руками темный кустик волос между ногами.
— Ну, — нетерпеливо спросила она, — мне так и стоять здесь всю ночь, дрожа от холода, или все-таки можно залезть к тебе?
Я подвинулся к краю и приподнял одеяло с той стороны, где она стояла. Она тут же скользнула в нагретую постель, накрылась, пару раз взбила подушку, потом свернулась калачиком и скоро уже спала, повернувшись ко мне спиной. Я же еще довольно долго ворочался, пытаясь унять свое волнение и заснуть.
На следующее утро я проснулся довольно поздно и, открыв глаза, обнаружил, что Дара, лениво подперев голову рукой, с насмешливой улыбкой смотрит на меня.
— Джеймс, когда ты спишь, ты похож на красивого, невинного ангелочка…
Ее великолепно сформировавшиеся груди находились всего в нескольких дюймах от моего лица. Два жемчужно-розовых полушария, взостренных нежными сосцами, жаждущими поцелуев любви. Высвободившись из-под одеяла, я нерешительно накрыл одну из них своей ладонью. Грудь была прохладной на ощупь и бархатистой, как поверхность алебастра. Когда я нежно погладил набухшую в ожидании грудь кончиками пальцев, почувствовал, как соски отвердели и стали тихонько щекотать мою ладонь. Я вспомнил стихи сладкоголосого Соломона:
«Два сосца твои, Как двойни юной серпы, Пасущиеся среди лилий…»Дара ласково смотрела сверху вниз на мое обращенное к ней лицо. В ее глазах светилась нежность, а ее улыбка согревала меня, как солнечный свет. Когда я осторожно вобрал губами ее сосок, она стала медленно перебирать пальцами мои волосы. Вжимаясь губами в нежную плоть, я почувствовал, как сосок твердеет и набухает у меня во рту, скользя по ласкающему его быстрому языку. Когда я оставил его, чтобы перенести свое внимание на вторую грудь, сосок уже рдел на белой коже, как спелая вишенка. Так прошло несколько минут, потом я приподнялся, чтобы поцеловать ее в губы. Когда ее алый ротик приоткрылся навстречу моему поцелую, я почувствовал, как учащается ее теплое, свежее дыхание, словно призывая меня не останавливаться и вкусить всех прочих радостей и ласк. Блестящий, острый кончик ее язычка, чувственно скользнув по губам, проник в меня, нежными касаниями разжигая вздымавшееся во мне желание. Отдав свои губы в мою полную власть, она в нежном объятии переплела свое стройное тело с моим, сливая женственные округлости своего стана и мою плоть в какой-то единый организм.