Дарданелльское сражение
Шрифт:
– А это кто наступает вразброд! – показал раздраженно Наполеон Бертье куда-то влево, где едва виднелась толпа устало бредущей пехоты. – Неужели опять русские? Надо их достойно встретить! Бертье пригляделся в зрительную трубу.
– Встречать их не надо! Они не наступают, а отступают! Это ваша старая гвардия, сир!
– Не может быть! Моя гвардия никогда не отступает! Передайте мне трубу!
В окуляры увеличительных стекол Наполеон отчетливо увидел усачей в высоких медвежьих шапках.
– Победы сегодня уже не будет! – сказал император. – Теперь остается только рассчитывать на ничью!
Поздно
Наполеон был мрачен от сведений о погибших. Почти тридцать тысяч для одного дня – это уж слишком!
– Захвачены ли знамена?- спросил он, чтобы хоть немного поднять себе настроение. – Нет, сир! – А пушки? – Тоже нет, сир? – Ну, а пленные? – Ни одного!
– Что же я буду сочинять для бюллетеня в Париж? – раздосадованно топнул ногой император.
В ставке Беннигсена тоже совещались. За продолжение боя на следующий день были храбрые Багратион и Ермолов. Осторожный Пётр Толстой предлагал дать армии передышку. Беннигсен решил отходить.
Сражение при Эйлау было еще одной почетной ничьей! Впрочем, современники справедливо оценили его как важный стратегический успех русской армии. Да и Беннигсен доносил об обеих столкновениях в Санкт-Петербург как о несомненных победах. Благодарность радостного Александра не знала предела. После Пултуска Беннигсен сразу же стал главнокомандующим, а после Прейсиш-Эйлау получил звезду и ленту Андрея Первозванного с двенадцатью тысячами рублей пожизненной пенсии. «На вашу долю выпала слава победить того, кто еще никогда не был побежден», – восторженно писал российский монарх…
В боевых действиях наметился перерыв. Противники отогревались по теплым избам, дожидаясь весны, чтобы продолжить спор сызнова. Российское общество, прознав об Эйлау, ликовало.
– Это припарка французишкам за Аустерлиц! То ли еще будет впереди.
Как всегда в подобных случаях, разразился одой Державин. На этот раз она звалась иносказательно «Персей и Андромеда». Наполеон в ней был представлен серпкогтистым и двурогим саламандром. Насмерть его поражал отважный русский витязь… Беннигсен.
Ступай и победи никем не победимых, Обратно не ходи без звезд на персях зримых…В Париже исход Эилауского сражения тоже отмечали как свою несомненную победу. В Нотр-Дам де Пари был даже отслужен благодарственный молебен «Те Deum».
В частных письмах все свои неудачи французы сваливали на… грязь и морозы. Сам же Наполеон тем временем переживал бурный роман с полькой Марией Валевскои.
Пока один император предавался любовной неге, второй торопился на войну.
В предместьях заштатного городка Юрбурга Александр провел смотр гвардии, которую привел из Петербурга брат Константин. Преображенцы, семёновцы и из-майловцы кричали «ура», рвясь в бой.
Туда же, к Юрбургу, притащился и униженный Фридрих Вильгельм Второй. Тронутый горем прусского короля, Российский император сердечно обнял его. Оба залились слезами: Фридрих Вильгельм, вспомнив об утерянной армии, Александр, жалея друга.
– Не правда ли, ни один из нас двоих не падет один? Или оба вместе, или ни тот, ни другой!
Вконец
Мимо окон с песнями шли один за другим пехотные батальоны:
Ах ты, сукин сын, камаринский мужик! Ты за что, про что калачницу убил? Я за то, про то калачницу убил, Что не с солью мне калачики пекла, Не по-о-од-жаристы-я!Друзья-императоры долго стояли, обнявшись… Увы, как показывает история, клятвы монархов зачастую стоят не слишком дорого. Пройдет не так уж много времени, и тот же Фридрих Вильгельм отправит свой корпус в составе наполеоновских войск в Россию, правда, предварительно извинясь за это перед другом Александром…
После душещипательного общения с королем Пруссии Александр втретился и с Беннигсеном. Помня об Аустерлице, император поспешил сразу же заявить генералу:
– Я здесь гость и никуда вмешиваться не намерен! Все повеления исходят лишь от вас! Я же буду лишь наблюдать и… вдохновлять!
– Великая честь для меня! – склонил голову хитрый Беннигсен.
Вечером император читал бумаги о ситуации вокруг Турции. Бумаги были безрадостные.
– Надо, если уж не предотвратить войну с турками, то хотя бы оттянуть ее сколь возможно! – велел передать свой взгляд на южную проблему Александр. – Нынешняя истерия султана – результат французских происков! Нас хотят взять в сплошное кольцо! А потому здесь нам сейчас нужна только решительная победа!
Вокруг Юрбурга поднимались дымы бивуачных костров. Русская армия готовилась к новым сражениям.
Албанский берег у скал Дураццо издавна славился разбойничьим людом. Бурное море часто приносило тамошним жителям добычу, разбивая о камни суда. Горе было попавшим на прибрежные скалы – немногие оставались в живых. Но добравшихся до берега ждала не менее страшная участь, чем погибших. Албанцы смотрели на них, как на вполне законную добычу. Спасшихся тут же убивали или же продавали в рабство, затем грабили останки судна.
Разумеется, команда «Флоры» об этих обычаях местного населения ничего не слышала. Придя в себя, капитан-лейтенант Кологривов первым делом провел перекличку и занялся выяснением места, куда попала команда потерпевшего крушение корвета.
Окружающая местность была неприветливая. Вокруг громоздились мрачные скалы. Далее шли покрытые лесом горы и, наконец, вдалеке виднелась какая-то деревушка. Пока матросы и офицеры оглядывались и приводили одежду в порядок, послышался конский топот. На берег прискакали три албанца. Больше жестами, чем словами, они выразили свое сочувствие случившимся и попросили показать старшего. Кологривов вышел вперед. Всадники объяснили, что они посланы пригласить капитана в деревню к местному are. Кологривов от приглашения поначалу отнекивался, больно уж не хотелось отделяться от команды, но албанцы были настойчивы, и командиру «Флоры» пришлось согласиться.