Дареному мужу в зубы не смотрят
Шрифт:
Маринка схватила телефон и стала набирать номер Артемия.
– Не смей, слышишь? – проговорил Корнеев. – Не смей унижаться!
– Иди, командуй своей женой, ясно?! Алло, Темочка. Ну ты где застрял-то? Я жду-жду…
– Брось трубку, – тихо произнес Корнеев.
– Не мешай мне с мужем говорить! – воскликнула Маринка и снова запела мармеладным голосом: – Темочка, ты только шампанского не бери, возьми минералочку, хорошо? Не надо меня баловать.
– Марина…
– А ты иди! – крикнула она Корнееву, прищурившись. –
– Может, ты и права, хватит, – вздохнул Корнеев, поднял дубленку с пола и вышел на лестницу.
– Алло! Марин! Алло! – кричал в трубку верный супруг. – Марин! Так я сейчас приду! Тебе чего, я не понял, шампанского и минералку?
– Только попробуй приди, – выдохнула Маринка. – Я тебя спущу с пятого этажа.
– С пятого? – растерянно переспросил Артемий. – Понял. Чего не понять…
Она отключила телефон, вытащила сим-карту и выкинула ее в окно. Домашний телефон выдернула из розетки, легла на диван и закрыла глаза. Корнеев ушел и будто свет за собой выключил, – все стало серым. Та яркая, счастливая новая жизнь закончилась… и старая жизнь тоже… не осталось никакой…
Полдня она пролежала. Когда тоска уже невыносимо сдавила горло, Марина включила телевизор, пыталась сосредоточиться на шутках и остротах ведущих, а в ушах все звучал голос Корнеева: «Может, ты и права, хватит». И на кой черт ей эта правота?
После серого вечера и серой ночи наступило такое же серое утро. День… А народ гулял, продолжались праздники, бухали салюты, кричали пьяные мужики, визгливо хохотали женщины. Два раза к Маринке кто-то звонил в дверь, пиликал домофон. Один раз она даже чуть не открыла, но, проходя мимо зеркала, увидела свое отражение и снова села у телевизора.
Седьмого числа Маринка включила домашний телефон, позвонила матери и поздравила ее с Рождеством. Мама стала приглашать ее к себе, они только что вернулись с отдыха. Маринка что-то промямлила, наобещала с три короба и попрощалась. Позвонила Наде, та напомнила, что девятого надо выходить на работу, и пожелала Маринке всяческих благ.
Рождество… Марина впервые за много дней оделась и вышла на улицу. Там гуляли люди, возле елок толпились веселые мужчины и женщины, и только Маринке никак не удавалось развеселиться.
– Красавица! Дай десять рублей, на сугрев не хватает! – подлетел к ней какой-то неухоженный товарищ, бомж, наверное.
Она молча протянула ему сотку – мельче не было.
– Ого! Вот спасибочки-то! – выпучил глаза мужик и, присмотревшись, озаботился. – А ты чего такая? У тебя умер кто-то?
– Нет, но…
– Ну тогда и не кисни. Запомни: самое тяжкое горе – это когда кто-нибудь умер, потому что исправить ничего нельзя, а если нет, то…
– А если любовь умирает? – повернулась к нему Маринка.
– А чего ж она умирает? – хитро перекривился мужичок. – Значить, слабенькая была, ненастоящая.
– У
– Не помрет. Бороться за нее надо, за любовь-то. А то ить мы как? Привыкли на кажном углу про любовь трещать, а она… вот она приходит, а мы носы воротим. То капризы, то обиды какие-то, то истерики… Сами ее гоним от себя, а потом плачем – нет любви! Любовь-то, она ить в людях живет! Не надо обижать людей, тогда и любовь не обидится.
– А если врут?
– А ты постарайся понять – почему врут-то? Неужель столько счастья от вранья? Подумай. А то она сразу – умерла!
Мужик фыркнул и ушел, а Маринка еще долго смотрела ему вслед.
А ведь действительно, за свою любовь нужно бороться! Вон сестрица как за Артемия вцепилась – мертвой хваткой! А он Корнееву и в подметки не годится. А она, Марина, даже не выслушала Льва. Почему он ей так сказал… И его глаза… Да не мог он ей врать! Не мог, но ведь соврал же, сам признался. Но… зачем тогда вернулся? Если понял, что она все знает, что еще хотел сказать? И паспорт… Он действительно не женат. Тогда почему же он… Да потому что надо было поговорить! Не орать, не визжать, а выслушать!
Маринка нервно достала телефон и набрала такой дорогой номер… Номер заблокирован. Она звонила снова и снова…
– Ничего, я все равно тебя найду, от меня не заблокируешься, – улыбнулась Маринка.
Она уже не шла, а бежала. Неслась к стоянке. В ней будто снова зажглась жизнь! Она… она выслушает. Попросит прощения, постарается понять, они все начнут сначала, потому что не бывает так: сегодня любил, а завтра стал ненавидеть. Все равно, проходит какой-то период… Вот поэтому нельзя терять ни минуты.
Когда она приехала к матери, Эмма Витольдовна не ожидала гостей.
– Мариша?! – чуть смущенно открыла она двери. – Ой… ой, как здорово! Женя! Посмотри! К нам Мариша приехала! Марина, доченька, а может, случилось чего?
Так, значит, Жанка не успела мать порадовать, хоть это хорошо.
– Мам, ну ты просто позвала, и я приехала. Чай ставь, а я нашего соседа приглашу, посидим, в карты поиграем.
– Я поставлю, только… Да ты проходи!
– Нет, мама, я сейчас… – Она кивнула матери и побежала на соседний участок. Там, наверное, опять собаки, но так даже лучше – пусть ее Корнеев снова спасает от своих охранников!
На соседнем участке было тихо. Ни лая, ни света, ни голосов…
– Спит он, что ли? – удивилась Маринка, пробираясь к крыльцу.
Она долго стучала, но ей никто не открыл. Маринка обошла дом со всех сторон. Тишина и заброшенность. По домам всегда видно, уехал их хозяин надолго или только на пару дней. Они какие-то несчастные становятся, когда хозяева уезжают надолго. И корнеевский дом смотрел окнами так одиноко, будто его оставили навсегда. Она погладила стены и написала на большом сугробе: «Корнеев, я тебя жду». Пусть знает!