Даровые деньги. Задохнуться можно
Шрифт:
Кажется, Долли Моллой все же смутилась.
– С моим отцом, – быстро ответила она. – Такое прозвище.
– Да? – растерялся Джон.
– Он очень интересный мужчина, но левша на обе ноги. – Нежная дочь снова засмеялась. – Ну вот, глядите!
Джон поглядел и не увидел ничего особенного. Напротив, для своих лет Моллой был очень прыток.
– Простите, – в третий раз сказал он, – я плохо разбираюсь в танцах.
– А Мыльный – еще хуже, – заверила дочь. – Дело не в том, что он наступает на ноги, это бы еще ничего, но он мечется! Вы
– Д-да… Кое-как… Вообще-то…
– Тогда – пошли. Мне просто не высидеть, когда они играют.
Джон нехотя встал и, уповая на провидение, ввинтился в толпу.
Провидение не подкачало. Толпа была такая, что даже самые юркие просто топтались на месте. Это мог и он, а потому успокоился и даже завел беседу.
– Вы часто здесь бываете? – спросил он, прижимая даму к стройной спине какого-то франта, тоже попавшего в пробку.
– Я тут в первый раз, – отвечала мисс М. – И, кстати, в последний. Ну и сброд! В жизни такого не видела. Посмотрите на эту, с моноклем.
– Да, удивительно, – согласился Джон.
– Тихий ужас. Нет, не понимаю! Дуст продают где угодно, почему же тут столько жучков?
Джону становилось все легче. Он боялся, что у них с мисс М. нет ничего общего, а какое родство душ! Именно, жучки…
Джаз умолк. Ободрившийся Джон захлопал было в ладоши, но музыканты застыли, глядя на субъекта с тяжелой челюстью и в плохо сшитом костюме, который появился на эстраде. Через секунду-другую у входа раздался зычный голос:
– Леди и джентльмены, прошу оставаться на местах!
– Вот это да! – сказала мисс М. – Застукали!
Диагноз был верен. Почти все танцоры уныло вернулись к столикам, и освободившееся пространство, словно по волшебству, заполнилось людьми в плохо сшитых костюмах. Они бегали по залу, проявляя оскорбительный интерес к бутылкам и что-то записывая в блокнотики. Время буквально летит в таких «Горчичницах». Видимо, на часы забыли посмотреть и беспечно продавали крепкие напитки после полуночи.
– Надо было знать! – сварливо заметила мисс Моллой. – В такой дыре без скандала не обойдешься.
Джон, сельский житель, уважал закон. Сам по себе он вернулся бы к столику, чтобы смущенно сообщить имя и адрес. Но он был не сам по себе. Как оказалось, бойкий вид его дамы соответствовал ее сущности.
– Сюда! – скомандовала она, таща его за руку.
Она подразумевала почти незаметную дверцу, скрывавшую глубины клуба. Здесь почему-то не было субъектов с большими ногами и всевидящим взором, а потому беглянка проникла в проход, словно кролик в норку, прихватив с собой Джона, который вдруг догадался повернуть в замке ключ.
– Блеск! – одобрила дама. – Они тут повозятся.
Действительно, из-за дверцы вскоре донеслись звуки, свидетельствующие о том, что кто-то крутит ручку. Силы закона не взяли нужных орудий, и беглецы беспрепятственно достигли еще одной двери, из которой выскочили во двор, где стоял запах старой капусты и жирной воды.
Прислушавшись, они уловили
– На Потомаке все спокойно [11] , – с удовольствием сказала мисс Моллой. – Если вы подвинете мусорный бак к этой стенке, подсадите меня и вылезете сами, мы переправимся по крыше в соседний двор.
11
На Потомаке все спокойно – фраза, приписываемая американскому воину и политику Джорджу Б. Макклеллану (1826–1885). С другой стороны, она содержится в стихотворении американской поэтессы Этель Линн Бирс (1827–1879), датируемом 1861 г.
5
Джон сидел в вестибюле «Линкольна». Бегство, при всей своей необычности, уложилось в 20 минут, если не меньше, и, посадив сообщницу в такси, он отправился в отель. Там он узнал, что мисс Уиверн еще нет. Теперь он ее ждал.
Вскоре она пришла в сопровождении Хьюго. Ночь была теплая, тихая, но тут в вестибюль ворвался холодный ветер. Пэт была бледной и гордой; искрометный Хьюго приуныл, что и понятно, если дама много раз повторила: «Нет-как-ты-посмел-привести-меня-в-эту-дыру?»
– А, Джон! – выговорил страдалец, несколько оживляясь, как оживится всякий, видя другую мишень. – Куда ты делся?
– Понимаешь… – начал Джон, тогда как Пэт подошла к портье и спросила свой ключ. Если у христианской мученицы был случай беседовать с портье, она говорила именно так – тихо, кротко, но с тем особым призвуком, который свидетельствует о полном разочаровании в падшем мире.
– Понимаешь… – повторил Джон.
– Писем нет? – спросила страдалица.
– Нет, мэм, – отвечал портье.
Она вздохнула, удачно выражая тем самым, что ничего иного и не ждала, если одни друзья детства ведут тебя в какой-то вертеп, а другие (к тому же претендующие на влюбленность) убегают с вульгарными девицами, оставляя других на растерзание.
– Понимаешь… – снова сказал Джон.
– Спокойной ночи, – сказала Пэт и направилась к лифту.
Хьюго отер лоб носовым платком.
– Всем бурям буря, – вымолвил он. – Шторм у берегов Шотландии.
Джон двинулся было за Снежной королевой, но кузен его удержал.
– Не стоит, – серьезно сказал он. – Нет, дорогой, не стоит. Не трать попусту время. У ада нет той ярости, которой отличается девушка, если ей пришлось дать полицейскому имя и адрес, а он ей, заметь, не поверил.
– Да я хотел объяснить…
– Объяснишь ей, как же! Поговорим о более приятных вещах. Мы тако-ое придумали! Нет, не я, Ронни. Умный человек. Какие мозги! Какая голова! Удивляюсь, что шляпы не лопаются.
– О чем ты говоришь?
– О его гениальной идее. Мы должны выжать из дяди пятьсот фунтов. Дело верное, как биржа. Уломать его может только Ронни. Значит, Ронни едет к нам.