Дарт Плэгас
Шрифт:
Синий дородный тви’лек с гордым видом стоял на носу платформы, плывшей в окружении голокамер к центру палаты. У изогнутой кормы сидела изящная краснокожая тви’лека – супруга Фри Таа, – а также еще один сенатор от Рилота и распространитель «палочек смерти» Коннус Трелл.
– Рилот горд объявить о выдвижении кандидатом на должность канцлера человека, который посвятил двадцать лет жизни беззаветному служению Республике, самоотверженно ведя свой корабль сквозь шторма и бури, сотрясавшие это высокоуважаемое собрание. Мы говорим о человеке, чья родина совсем недавно пала жертвой коррупции и непомерной жадности жестоких корпораций. Представители всех миров и народов, я выдвигаю на должность канцлера Республики сенатора Палпатина с планеты Набу.
Восторженные
– У вас все получилось, Дарт Плэгас, – тихо сказал Палпатин, не оглядываясь на учителя.
– Еще нет, – пришел ответ. – Я не успокоюсь, пока не буду уверен в нашей победе.
Поздним вечером Плэгас поднялся на обзорную площадку, откуда открывался вид на частную посадочную платформу, где королевская яхта Амидалы купалась в последних лучах солнечного света.
Набросив на голову капюшон, он подошел к стационарному макробиноклю и приложил глаза к окуляру с мягким ободком. Квай-Гон Джинн, Оби-Ван Кеноби и мальчишка только что спустились на платформу на джедайском корабле. Амидала, ее служанки, охранники и гуттаперчевый гунган прибыли на полусферическом открытом воздушном такси. И те, и другие направились к трапу яхты, но Квай-Гон и круглолицый малец остановились невдалеке от корабля и оживленно разговаривали друг с другом.
«О чем? – спрашивал себя муун. – О чем же они могли говорить, что Квай-Гон вмиг посерьезнел, а мальчик выглядел таким смущенным?»
Подняв лицо от макробинокля, Плэгас потянулся к Силе – и его тут же захлестнул поток путаных образов: яростные битвы в открытом космосе, рассыпающие искры клинки, лучи ослепительного света, киборг в черном шлеме, поднимающийся со стола… Когда его взгляд вновь нашел платформу, Квай-Гона с мальчиком и след простыл.
Отчаянно пытаясь собрать дарованные Силой образы в какую-то цельную картину, он неподвижно стоял на месте и смотрел, как корабль взмывает над платформой и исчезает в ночи.
Как ни пытался он представить будущее иначе, от правды было не уйти.
Мальчик изменит ход истории.
Если только…
Мол должен убить Квай-Гона – и тем самым не допустить, чтобы мальчика обучили.
Квай-Гон – ключ ко всему.
День перед сенатским голосованием Сидиус провел на заводе «ЛайМердж», раздавая указания Молу и Ганрею и занимаясь другими насущными делами. Все это время Плэгас был рядом. Судя по последним вестям с Набу, Амидала оказалась смелее, чем они предполагали. Она сумела примирить набуанцев и гунганов и убедила последних собрать на болотах армию. Поначалу Сидиус запрещал Молу и неймодианцам что-либо предпринимать. Ситам не хватало только, чтобы Амидала вышла героем-мучеником из срежиссированной ими драмы. Но когда армия гунганов двинулась маршем к воротам Тида, у него не осталось выбора, кроме как приказать Ганрею отразить атаку и уничтожить всех.
Плэгас не лез с советами и не пытался оспорить его приказы, хотя и знал, что битва проиграна и что мальчик останется жив.
Вместо этого он организовал голоконференцию с главами Корпоративного союза, Гильдии коммерции, ТехноСоюза и других корпораций и разъяснил им, что, несмотря на законность блокады, Торговая Федерация сама обрекла себя на гибель.
– Приглядитесь к тому, как поступят с ними Республика и Орден джедаев, – посоветовал Хего воротилам бизнеса. – Федерацию разберут по винтику, и будет установлен прецедент. Если вы не начнете медленный и тщательно спланированный процесс выхода из состава Сената – наряду с вашими родными, а также клиентскими звездными
Когда день над Заводским районом уже клонился к закату, Сейт Пестаж известил своих боссов, что карта сенаторов Тима и Антиллеса бита и что многие политологи пророчат Палпатину неминуемую победу.
После этого на повестке дня у них осталось лишь одно важное дело.
Посетить оперу.
Висящий в воздухе на кронштейне из дорожных полотен и пешеходных пандусов сверкающий шар Галактического оперного театра принадлежал заядлому картежнику и ловеласу Ромео Треблану и был возведен как альтернатива душной Корускантской опере, которой десятилетиями покровительствовали дом Валорумов и другие влиятельные династии с планет Ядра. Весь Корускант находился в предвкушении внеочередной сенатской сессии, которая должна была состояться на следующее утро, и половина Сената почтила своим присутствием театр, заблаговременно празднуя наступление эры перемен, которую принесет с собой избрание нового верховного канцлера. Никогда еще столько ткани веда, брокара и мерцающего шелка не украшало пышные ковры, ведущие к парадному входу в театр. И никогда еще воздушные такси и лимузины не доставляли к его дверям столь разношерстную палитру корускантских обитателей: аристократов и дуайенов, олигархов и филантропов, ученых мужей и покровителей искусств, распутников и кокеток, гангстеров и их любовниц… Наряды многих из них по своей пышности могли поспорить с костюмами актеров, игравших на сцене.
Валорум не соизволил появиться, тогда как оба соперника Палпатина – Эйнли Тим и Бейл Антиллес – были в числе тысяч гостей, спешивших насладиться премьерой новой постановки творческого гения с Мон-Каламари. Однако единственными, кого приветствовал на входе лично владелец заведения Треблан, были Палпатин и Дамаск: первый был закутан в темный плащ, второй – облачен в темно-зеленое одеяние, схожего цвета головной убор и дыхательную маску, которая оставляла открытой часть его белесой челюсти.
– Поговаривают, он просадил целое состояние на гонках «Бунта Ив», – шепнул спутнику Дамаск, когда Треблан уже не мог их слышать.
– Гонках, которые выиграл Энакин, – заметил Палпатин.
Изумленный Дамаск застыл и повернулся к Палпатину, ожидая объяснений.
– Он занял первое место.
Дамаск проглотил эти новости в задумчивом молчании, затем пробормотал:
– Отголоски его деяний уже разносятся по всей Галактике.
Служащая-наутоланка проводила их в ложу на третьем ярусе в непосредственной близости от сцены. Их появление кое-кто из соседей встретил аплодисментами, другие – яростным перешептыванием.
Свет в зале погас, и представление началось. Художественные образы, созданные из воды, сменялись наполненными глубинным смыслом проекциями. В зале царила атмосфера предвкушения чего-то грандиозного, и экспериментальный характер постановки, казалось, только добавлял в нее новых флюидов. Два сита наблюдали за представлением в почтительном молчании, словно загипнотизированные; их мысли блуждали где-то далеко.
В антракте публика рассредоточилась по вестибюлю, попивая освежающие напитки. Дамаск маленькими глоточками потягивал вино из бокала, в то время как самые разные высокопоставленные особы подходили к Палпатину, чтобы пожелать ему удачи на предстоящих выборах. Прочие уважаемые персоны взирали на Дамаска с почтительного расстояния, словно на призрака былых времен, который этим вечером нежданно-негаданно явился к ним во плоти. Дамаск опустошил уже второй бокал, когда мерцающий свет в вестибюле возвестил о завершении антракта. Пестаж заверил его, что кое-кого из недругов Палпатина в Сенате ждет неприятная встреча по пути домой; другие будут слишком пьяны или одурманены наркотиками, чтобы явиться на утреннюю сессию. Никто не умрет, хотя отдельные лица получат недвусмысленные угрозы. И все же Дамаск по-прежнему волновался за исход голосования…