Дарт Вейдер. Ученик Дарта Сидиуса

Jamique

— Да-да. Вот и я об этом. Якобы сложные умственные конструкции, нарочитое разжигание страстей на пустом месте.

— Борьба против законов… это, безусловно, интересная мысль…

— Коллега, подобные мысли всегда нарастали паразитом на любом серьёзном учении, философии, книге. Когда не можешь выдумать своего, тянет на то, чтобы опровергнуть что-то чужое. И в этом проявить глубокий ум.

— Но… мне лично показалось интересным…

— Бросьте. Ну, миры. Ну, уровни. Ладно, выдумал уровни. Так изволь поднапрячься, показать, хотя бы намёком — инаковость, необычность, отличие от примитивнейших земных проблем. Хотя бы антураж

туда не переносить. Хотя бы додуматься до простейшей мысли, что высшие по своей структуре существа, раз уж введён уровневый принцип, должны, как-то — отличаться от обычных. Глупо. Шаблонно.

— Это ваше мнение. Мне же понравилась концепция, идея.

— Я полагаю, что идею, сиречь мировоззрение можно выразить проще. Компактней. И не в художественной форме. Не эксплуатируя героев. А так — штампы, штампы. Трафареты. Очень трафаретная концовка.

— Так сказать, смерть.

— Ну, скажете тоже — смерть. Банальный ход сюжета. Вообще, с литературной точки зрения… этот ход… ну…

— Да-да, я вас понимаю. Я думаю, что данный сюжет…

Я весёленький солдатик оловянный,Я смеюсь и улыбаюсь постоянно.Я шагаю в никуда,Надо мной горит звезда,Но звезда от ёлки светит как-то странно. А вокруг — леса, поля, как на обложке.Нарисованные люди, тигры, кошки.Зелень чистая травыИ окружность головы,Для реальности неровная немножко.А за кромкою листа — пустая бездна.Там рыдают голоса куском железным.Там смеётся пустота,Там идёт другая — та,Звать её сюда, конечно, бесполезно.Я весёленький солдатик из бумаги,И улыбка в пол-лица полна отваги.А за краем — только вой,Я забыла голос свой,Я рисунок стёртый на куске бумаги. Звёзды жёлтые на чёрном-чёрном небе.Косы русые на мягком-мягком хлебе.Где-то нарисован бой,С нарисованной стрелойМчится воин,Не заботясь о ночлеге.Я на плоскости листа иду неслышно.Эта песенка проста — её не слышат.А за мной несётся вой,С нарисованной косойХодит следом смерть —И дышит, дышит, дышит…

Крик.

Ти-хо…

— Так о чём это мы?

Крик.

Ти-хо, вам же сказали…

— О формализации сюжета, коллега.

Крик.

— Послушайте, да что у меня

всё время пищит в ухе?

— Думаю, это давление. У меня есть таблетка.

Опалённые цветы, чёрные, чёрные — пепел лохмьями по земле.

Заревые зарницы в пол-неба.

Чёрная тропинка в чащу.

Обгорелые ветки.

Мёртвая земля.

Сквозь излом ветвей — горит в небе звезда.

У неё багровый взгляд, у неё оскал хищного зверя.

Она притягивает глаза, она забирает душу.

В лесу полумрак. Там вечно полумрак — будто поздней осенью, в поздний вечер.

Горит окошко вдали.

Тропинка к дому.

Под лучами злой звезды возвращаюсь к себе.

Один, оставшийся на земле.

Я открываю дверь.

Кто-то встретит?

— Так вот, оригинальность данной концепции…

Осколки багровых пиков, привкус серы на губах — лето. Дороги тьмы привели нас сюда, в край, где чёрными хлопьями на землю падает снег.

Дороги чёрных дней, багровых бликов на земле — лето. Дороги побега в бесконечный тоннель, в овраг — в небытиё.

Дороги чёрных лент, багровые всполохи в мозгу и в небе — лето. Лето, перевёрнутое кверху дном — гулким ведром, накрывшим мир и успокоившим совесть.

Багровые дороги небытия — лето. Привкус асфальта на губах, бесконечная, тошнотная жара с рыжим полыхающим небом, с безвоздушьем вокруг, в самой сердцевине земли — рыжие небеса, перевёрнутые пики, ржавое солнце — лето — лиловый отблеск на твоём лице…

Рыжие пики гор — лето, лето опрокинутого мира, зубастых дорог, щёлкающих челюстями провалов — бездна, откуда тянутся тошнотные струи мглы…

Озверевший оскал дорог, безногая судьба — лето — пики гор, встающие на пути — и бездна бездн, заполняющая сердце.

Лето. Пора смерти. Пора разлагающихся трупов, больной, медленной крови — пора тоски.

Лето. Опустошённая душа моя.

— Экзистенциональные поиски…

Никто не слышит?

Не надо.

Я когда-то существовало. Давно. За серыми лохмами шуршащего звуками пространства. Клочки бытия. Серый туман. Полуразвоплощение.

За серой изоляционной ватой двигаются существа. За туманами иногда проступает. Не такие, как я. Сгусток сознания в пространственном бытии. Другие. Абрисы фигур. Слова. Жесты. Прошло невообразимо долгое время, прежде чем я научилось их различать.

Они меня не слышат. Не ощущают. У них есть то, что защищает их сильней, чем слой изоляционной ваты. Их тело. Их страх. Они боятся всего, что пахнет неизвестностью. А в большинстве случаев просто глухие.

Но я есть. Я когда-то существовало. Не помню, когда. Памяти нет. Туман. Я знаю лишь, что я это я. Без зрения. Без слуха. Без осязания. Безо всего. Серый туман, вата — всего лишь термины, которыми я пытаюсь обозначить инобытиё. Назвал — значит определил. Отделил. Выделил из тумана. Какая бессмысленная игра.

Я когда-то было. Я есть сейчас. Мороком среди тьмы. Чуть более плотным комком среди вечных сумерек. Без дна. Без верха. Без пространственных стен. Безо всего.

Всё, что во мне осталось — моя злоба. Моя воля, перелившаяся в злость. Давний запал, о котором не помню ничего. Моё желание выжить — зацепилось за непримиримый порыв. Я не помню, почему. Я знаю, что поклялось остаться.

Вата трансформируется в туман. Баю-бай. Подкрадывается развоплощение. Лапками, лапками. В сон, сон… В разлёт, в… Размазаться по плоскости, не существовать…