Дарт Вейдер. Ученик Дарта Сидиуса
Шрифт:
— А по поводу?
— Того, что мы непобедимы.
Он криво усмехнулся:
— Непобедимы раз, непобедимы два, непобедимы тысяча сто раз, а потом произойдёт нечто…
— Каков пессимизм, — заметил мессир.
— Теория вероятностей, шеф. Всего лишь теория вероятностей.
— Что у тебя по математике в школе было?
— Это столь же не важно, как то, что у меня в школе было по языкам. Пока работал, выучил.
— Рэк, — сказал мессир мирно, — скажи мне только одно: хоть кто-то из твоих подопечных догадывается, в чём дело?
— Они все в гиперпространстве, —
— Стой, — тёмная рука схватила его за плечо. — Ты хочешь сказать, что…
— Тот же Борск, — ответил он, стряхивая с себя руку. — И весь «Дом-два». Они якобы полетели на новое место дислокации, ушли с того места, которое может быть вычислено имперцами. Но последнее, что я уловил от этого ботана, указывает на то, что мысли, к которым он пришёл, заставляют его пойти на всё, чтобы мы о них не узнали. Это опасение высшей категории. Страх. Он нас испугался. Разумно испугался. А значит, понял, или хотя бы почувствовал, что мы собой представляем. Или предположил.
— Их надо убить, — жёстко сказал мессир. Сейчас он стоял перед ним. — Едва они окажутся в реальном пространстве, их немедленно надо уничтожить. Сделай что угодно. Подстрой несчастный случай. Сымитируй нападение импов, пиратов, близкий выход от звезды — не важно! Эти подлецы едут сдаваться императору. И если они доедут, то Палпатин сложит два и два, и…
— Значит, — прищурился он крайне насмешливо, — мы всё-таки переписываем сценарий?
Мир, в котором мы живём
Куай-Гон аккуратно раздвинул серебристое сияние и приветливым жестом пригласил Оби-Вана за собою. Сайрин уже стоял при входе. Оби-Ван споткнулся от неожиданности. Он не подумал…
— Что? — спросил его Куай-Гон.
— А… ваша полянка… она…
— Окружена миром Великой Силы, — немного занудным голосом ответил его учитель. — Здесь, Оби, понимаешь ли, всё окружено миром Великой Силы. И всё им и является. Пропитано. Состоит.
Хэмер ухмыльнулся.
— Учитель, — спросил он, — мне подпихнуть его рогами?
— Не надо, — строго сказал Куай-Гон. От уголков серых глаз бежали лучи морщинок, а в самих глазах за усмешкой скрывалась крайняя серьёзность. — Он пойдёт сам. Правда, Оби?
— Но я думал… — промямлил Оби-Ван, — что там, откуда вы пришли, целый мир.
— Там, где ты сейчас стоишь, — уточнил Куай-Гон и обвёл полянку рукою.
Оби-Ван пригляделся. И увидел то, чего не видел раньше. Локальность.
То, что он принимал за бескрайний лес, полный шумов и звуков, оказалось некоторым количеством деревьев, которые немного поодаль стояли столь плотно, что не был виден сочившийся через них туман… и это был не туман. Если пройти буквально шагов пятьдесят, а где-то всего лишь десять — уткнёшься во всё ту же непроницаемую серовато-серебристую стену. Мир Великой Силы.
Полянка была центром неправильной окружности, за которой пространство гасло. Бабочки, лето, трава, солнце, заливающее
Оби-Ван, поражённый одной мыслью, запрокинул голову. И тут же, в беспредельном ужасе, сдержав крик, шагнул в отогнутую учителем занавеску Силы.
Там были скальные породы. Сталактиты. Мерное капанье воды. Темнота. Пещера.
— …Хвала Силе, — выдохнул Оби-Ван, с облегчением утыкаясь во влажную каменную стену. Над головой был сырой и совершено нормальный каменный свод. Сыро. Холодно. Мерзко. Реально.
Щелчком зажигалки был произведён язычок пламени. Через секунду пламя перешло на доисторический светильник: жгут из пакли, плавающий в масле. На ещё один светильник. И на ещё.
— Вот так мы и живём, — сказал Куай-Гон, возясь с очередной плошкой с маслом. Сайрин стоял у глухого сейчас входа и следил за действиями немолодого джедая. — Посреди пещеры разводим костерок. Есть здесь не надо, хоть это утешает. Отсюда есть ход на поверхность, какую себе создал Сайрин. Горы, горы. Довольно большое количество гор. Все — под открытым небом.
— Таким же?
Куай-Гон повернулся к нему от последнего зажжённого светильника. Возможно, в этом был виновен недостаток света. Но лицо учителя казалось резким и почти старым. И в глазах, где метались язычки неровного пламени, не было ни капли того солнечного легкомыслия, радости жизни и тепла, которое Оби-Ван увидел на полянке.
Глаза сурового, многотерпеливого, несколько раз почти смертельно раненного жизнью человека. Никакой ласки, тяжесть. Обнажённое горе. Нет. Не так. Не горе. Горе — лишь вторая стадия боли. Острой боли от удара, подлости, лжи. Потом горе проходит. И наступает либо отчаяние, либо — ты берёшь меч, ты идёшь в путь, ты знаешь, что можешь не дойти, но ты — воин, и ты будешь сражаться, ты будешь выжидать, ты будешь терпеть — но ты войдёшь в замок своего врага и убьёшь того, кто надругался над твоими друзьями.
…И ему не поможет глубокий ров, и отравленные копья на стенах, и стража, и тайные замки, и собственное мастерство. Тебе нечего терять, и в конце пути ты найдёшь смерть, но в смерть ты возьмёшь с собою — своего врага.
И сквозь все преграды, и сквозь всю толщу времени тебя проведёт — твоя умершая от горя душа. Тебя не увидят, ибо ты умер…
— Оби!
— А?!..
Куай-Гон стоял рядом с ним и заглядывал ему в глаза. Тут же был и забрак, и он не больше не ухмылялся. Та же суровость была в глазах и на лице. Два воина. Воина, которые поклялись отомстить.
— Я… — сказал Оби-Ван, — я видел…
— Ну, ну, — ободряюще кивнул ему Куай-Гон.
— Небо, — сглотнул Оби-Ван. — Это не небо. Оно…
Он замолчал.
— Здесь можно, — сказал Сайрин. — Это место, где мы закрыли всё.
— Это не небо, — упавшим голосом выдавил Оби-Ван. — Это… тысяча… миллионы глаз. Они… смотрят.
— Да, — сказал Куай-Гон.
— Наблюдают…
— Да, ответил Сайрин.
— Мне, что, не показалось?!!
— Мы же говорили тебе о стене из глаз, — произнёс учитель.