Дартмур
Шрифт:
"Что ж, дружище, давай побеседуем".
Присел рядом с ним на корточки, борясь с желанием зарядить ботинком по роже. Джеф завопит, это услышит Фоукс, а ему отчего-то не хотелось, чтобы ее снова тревожили вопли Уоррингтона.
— Как попал сюда?
Туша застонала в тщетной попытке перевернуться на спину.
"Не на то ты тратишь силы, Джеффри".
— Не слышу.
Невнятное бормотание, нечленораздельные
Решил испытать терпение на прочность? Хуевая идея, Уоррингтон.
— Скажешь, что Фоукс сама тебя впустила, и я вырву тебе кадык.
Безразличный голос с не менее равнодушным лицом иногда пугал даже Майлза.
Шам не поверит в тугоумие Фоукс. Он видел ее реакцию на слова Уоррингтона сегодня. Он верит ее глазам с безотчетным страхом. Немой просьбой помочь.
Они снова возникли перед ним, стирая на хер последние капли терпения.
— Анд…
Чего?
"Посмеешь отключиться, и я расхерачу твою мерзкую рожу."
Похлопал по дряблым щекам, контролируя силу удара. Блять, только из-за Фоукс.
"Скажи ей "спасибо", сука, что еще дышишь".
— Ан… де… сон… Андерсон.
Все-таки отключился.
Ладно, поживи пока.
Андерсон, значит. Пополнил список кандидатов на медленную и мучительную.
Путь до гостиной синих подернулся туманом. Перед ним расступались, отпрыгивали в сторону. Он и не думал замедляться, сдвинуться, пропустить вперед. Цель звучала беспрерывно, требуя воплощения. Возмездия. Кары.
Андерсон. Староста синих. Ублюдок дал свой кристалл, иначе в башню не попасть. Он виноват не меньше Уоррингтона. Даже больше. Он гребаный староста потока.
Едва не вышиб дверь в гостиную, выискивая урода. Озадаченные лица направлены на него. Смотрят, недоумевают. Расшаркиваться в объяснениях в планы не входило.
Словив взгляд Андерсона, наклонил голову влево.
"Осознавай, и поживей. Я хочу видеть момент просветления".
И он понял. Вскочил, попятился, разводя руками.
— Я не виноват.
Неправильный ответ.
Кристалл упал на ладонь. Он подкинул его играючи, и запустил в полет.
— Я не… — заорал Андерсон, и кристалл залетел ему в рот.
Сетка активировалась, начиная пытку бесконечной болью.
Студенты испуганно и крайне быстро разбежались по комнатам, под аккомпанемент криков одной страдающей души.
— Что тут за… Шам, блять, какого хера?
Взъерошенный Майлз подошел к нему, показывая на искореженного Андерсона.
— Ты штаны на себя минуту назад натянул, не пытайся читать нотации.
— Я и не собирался. Только объясни, что за хуйню
— И не подумаю, — отреагировал холодно. — Не так быстро.
Маккинни запустил пятерню в волосы, и громко выдохнул через рот.
— Я жду.
Пронзительный крик взвился под потолок.
Друг показал на Андерсона с немым вопросом.
— Он дал Уоррингтону кристалл старосты, чтобы тот попал в мою башню.
— И?
— И он практически изнасиловал Фоукс.
Произнести это вслух не так легко, как в мыслях.
Он снова видел перед собой распластанную по полу девушку под толстяком. В порванной одежде, залитую слезами.
— Я хуею с этой школы.
Вопли сменились хрипами. Андерсон корчился, катаясь по полу.
И снова ничего. Ни единой эмоции. Будто происходящее правильно.
— Толстяк жив?
Вопрос можно было счесть за шутку, но Майлз слишком хорошо знал друга и спрашивал на полном серьезе.
Кивнул, рассеивая кристаллическую сетку. Тело расслабилось, испуская болезненные стоны.
Он заслужил.
— А Фоукс?
Щека дернулась от недовольства. Маккинни поднял брови в настойчивом ожидании.
— В порядке. Не считая шока и испуга.
— Молодец. Если б Пумба на меня залез, я бы обосрался. Что с этим делать? — носок кеда слегка задел безвольную руку Андерсона.
— Пока не решил. В моей гостиной валяется Уоррингтон, а он мне там на хер не нужен.
Майлз еще раз посмотрел на Андерсона, кивнул и, вероятно, пошел одеваться.
Эпизод 16. Отчаянный
Стены душили. Сжимались до размеров спичечного коробка. Давили.
Хотелось сбежать. Из комнаты, из башни… из школы. Чтобы не слышать болезненных стонов снизу, чтобы не ощущать себя… так.
Погано. Паршиво.
Грязной. Униженной. Оскорбленной.
Свернувшись клубком на кровати, Феликса смотрела в одну точку на стене. Будь там шедевр мирового искусства, она бы его не увидела.
Неизвестно сколько прошло времени, пока она не услышала шум, доносящийся из гостиной.
Не хотелось думать, с чем он связан. Она не хочет знать.
Дейвил сам разберется. В это легко верится, как ни странно.
Звуки стихли, пропали голоса, погружая в болезненную тишину. Ту, в которой воспоминания последних часов вспыхивают ярким пламенем. Тишину, из которой необходимо выбраться, иначе сойдешь с ума.
Бездумными, полуавтоматическими движениями она залезла под горячие струи воды.
Отмыться. От липких прикосновений. От потных рук.
Стереть мерзкие следы.
Пусть их не видно, но она чувствовала их на лице, на груди, на животе, на спине.