Дарующая жизнь
Шрифт:
Но что современным женщинам правила хорошего тона?
Я сделал вид, будто не заметил ее жеста.
– Ченселлор Черного Дракона, если не возражаете, – сказал я.
Ее губы округлились в виде буквы «О», словно она действительно собиралась произнести такой звук.
– Вы предпочитаете, чтобы вас называли полным титулом. Что же, вы имеете на это право. Ведь такова высшая ступень в иерархии.
У нее были светлые глаза с маленькими крапинками. А между крапинок прыгало высокомерное осуждение – за то, что я так сильно люблю чины.
– Меня
Я взял локон ее белокурых волос и распустил его, позволив играть с ним ветру.
– Черного Дракона, – произнеся, – присваивали лишь тем, кто прошел Лерней. Для вас это значит высокое положение в обществе и очень большой оклад. Для меня… для меня Черный Дракон означает то, чего вы никогда не поймете.
На этот раз она все же сказала «о».
Я чувствовал себя мерзко – чертовски виноватым.
Если судьба закинула тебя прямо в Ад, если восемнадцать лет ты гнил в болотах, а твои товарищи умирали у тебя на руках от того, чему даже не придумали названия – а потом ты все-таки выжил, – то ты не имеешь права, гном подери, считать себя чем-то лучше других.
– Что вас привело сюда, ченселлор? – спросил я. Она обернулась по сторонам, хотя смотреть было совершенно некуда, и коротко улыбнулась. Скорее, это было нервное подергивание, а не улыбка. Тоже характерная черта для этого типа женщин – причем их одних.
– Думаю, то же, что и вас. Магический кристалл сообщил чародеям Черного круга, что башня Иль-Закира скоро разрушится. Думаю, вы хорошо знаете, чем это грозит для долины.
– Ох уж эти мне магические кристаллы, – пробормотал я.
Я все еще чувствовал себя немного неловко, поэтому и нес вздор.
– Им нельзя предложить сделку с Инквизиторами, в обмен на показания. Нельзя пригрозить тем, что, если они не выдадут своих сообщников, то все оплеухи машины правосудия достанутся им одним. Нельзя выкручивать руки или бить по голове телефонным справочником, стремясь получить ответы. Кристалл просто сообщает – через пять дней триста шестьдесят тысяч человек утонут, как мухи в супе. И снова погружается в летаргический сон. Кристаллы о чем-то думают, как вы считаете, ченселлор?
– Не знаю, – ответила она. – Возможно, они такие же разумные существа, как и мы. Только мудрее. Они никуда не бегают, ни к чему не стремятся. Предпочитают лежать и спать. Поэтому им столько известно.
Она улыбнулась по-настоящему.
– И вот еще что – зовите меня Лианной.
– Высокий Совет очень редко посылает двух представителей сразу, – заметил я, когда мы проходили по городским улицам.
Народу вокруг было много, и все они радовались – словно не знали, что в нескольких шагах от них, на площади возле водонапорной башни, выбираются из земли
Наверное, только так и можно жить счастливо. Если умеешь закрывать глаза на то, что тебе не нравится или пугает тебя.
Я давно разучился.
– Думаю, дело показалось им чересчур важным, – ответила Лианна. – К тому же мы оба оказались в этом городе – и оба свободны.
Я кивнул.
Последняя фраза показалась мне несколько двусмысленной; но люди слишком вольно относятся к словам. Не стоит поэтому обращать слишком большое внимание на то, что они говорят.
Сами этого они никогда не делают.
– Вы видели последнюю травестию? – спросила Лианна.
Тяжелые буквы на тяжелой вывеске складывались в слова: «Капитан городской стражи». Словечки тоже было не из легких.
– Да, – кивнул я. – По-моему, финал немного скомкан. Зрители уходили разочарованными.
– Согласна с вами.
Я оценил ее жест.
Это я был груб с ней, а не она со мной. Мне, а не ей, следовало искать слова, чтобы вновь перебросить между нами мостик доверия.
Два полуогра охраняли двери.
Не знаю, зачем-то ли капитан боялся, что продавцы фарфора и апельсинов составили коварный заговор с целью убить его, то ли их беспокоил медный колокольчик, висевший у входа. Вдруг кому-нибудь вздумается отвинтить его?
Лианна улыбнулась.
Мягко.
– Думаю, я поднимусь одна, – сказала она. – Если эти двое увидят, как мы взбираемся по лестнице все вместе – чего доброго, решат, будто мы хотим взять здание штурмом.
– Конечно, – я снова кивнул.
Нет, моя голова и правда скоро отвалится.
– Мне она не нравится, – сказала Френки, когда Лианна поднялась по каменным ступеням и заговорила с ограми. – Сразу видно, что себе на уме. А ты? Сперва не хотел с ней встречаться, а теперь только и делаешь, что соглашаешься с ней.
– Мое настроение изменчиво, как воля диктатора… Давай. Если хочешь сказать о ней еще пару гадостей, говори сейчас. Она возвращается.
– Я ни о ком не говорю гадостей. И потом, не знала, что эльфам нравятся истории про трансвеститов.
– Травестией, – ответил я, – называют гротескную комедию. И я ее не смотрел. Просто поддержал разговор.
Лианна спускалась к нам, и она по-прежнему улыбалась – странной улыбкой, как мадонны с икон, написанных безумными еретиками.
– Капитан примет нас немедленно, – сказала она. – Думаю, он очень встревожен.
6
Кабинет капитана городской стражи более походил на коробку для тараканов, вытесанную из орехового дерева – если бы, конечно, кому-нибудь вздумалось делать такие коробки.
Сам офицер стоял за своим столом, уперевшись взглядом в бумаги.
Взор его был таким твердым, таким пристальным, что казалось – он может заложить руки за спину, поднять сперва одну ногу, потом другую, затем осторожно выпрямить спину, как делают акробаты бродячих цирков, и замереть, головой вниз, упираясь о стол только своим взглядом.