Дары инопланетных Богов
Шрифт:
— Вас тоже не обделяют вниманием. Вы настолько заметны, а уж ваши роскошные волосы с вашим умением создавать столь затейливые причёски, когда вы освобождаете голову от шляпок или тончайших накидок, вызывают такой всплеск восхищения…
— Женской зависти, так будет ближе к правде. Тогда как животный рефлекторный «всплеск восхищения», как вы обозначили, со стороны мимо проходящих самцов, разогретых жарой, плотной едой или бодрящими напитками, меня не греет.
— Как вы ко всем беспощадны, госпожа Лата!
— Пустое дело такое вот внимание, потому разговор о том пустой. А тот седовласый господин отменной наружности, хотя и не юн, тоже ваш знакомец? Вы сидели с ним на бревне в лесопарке, а потом пошли по направлению к «Зеркальному Лабиринту». Вы были столь увлечены беседой, что меня не заметили.
— Кажется, он тут давно. Но он коллега Рудольфа, и я мало что о нём знаю.
— Наверное, работает на каком-нибудь засекреченном объекте? — Лата тут же забыла о вопросе, утонув восторженным лицом в своей обновке, обнюхивая её как букет цветов. — Что за чудо! Ваша «Мечта» пропитывает своим ароматом абсолютно все изделия. У вас внутри здания стойкий и такой тончайший аромат, как в аристократическом цветнике.
— Вам виднее. Я не вхожа в аристократические цветники, — ответила Нэя.
— Как же нет? — спросила Лата.
— Вам же известно, я лишь по происхождению аристократка, а не по образу жизни, — ответила Нэя.
— А ваш бывший муж? — спросила Лата.
— Он вовсе не был континентальным аристократом, — ответила Нэя.
— И господин Руд тоже не аристократ? — спросила Лата.
— Нет, — ответила Нэя.
— А настолько похож… только лучше любого из аристократов, — дальнейших вопросов не последовало. Лата замкнулась в своей тайной, но очевидной для Нэи печали о том, кто недостижим как свод небес над её головой. Задумчивость, охватывая Лату всегда внезапно, спасала не одну лишь Нэю от настырного лазанья по всем помещениям и самым затемнённым углам предприятия, а всех служительниц «Мечты», в души которых она тоже заглядывала, если чуяла там не прибранность.
Вместо привычной прогулки Нэя прибрела к заветному бревну. Посидела на нём, сгорбившись как старушонка, от наплыва довольно бесформенных раздумий обо всём и ни о чём конкретно, благо никто не видел. Но это она так решила, не заметив Лату, скрытую зарослями. Лата не пряталась, так вышло, но очевидная и проявившаяся в самой позе тоска хозяйки «Мечты» привела её в то характерное возбуждение, когда тайны не просто чужой жизни, а приближённой женщины её недоступного кумира, требовали своего раскрытия. Зачем? Лата и сама не понимала. Она вовсе не принадлежала к тем обыкновенным женщинам, кто и населяли здешний условный остров, оцепленный стеной от прочего мира. Но к чему обыкновенным о том знать? И Лата сделала попытку, используя своё наследственное особое умение — дар матери, ухватить за край неуловимые образы Нэиной души.
На миг она ощутила её лёгкое тело как своё, но это не являлось настоящим состоянием Нэи, а было как бы отзвуком, туманным оттиском недавнего прошлого, где душа её словно бы парила выше крон. Лата почти отчётливо увидела панораму лесопарка сверху. Он пребывал где-то совсем в других измерениях…
Лата поспешно выскочила из этого состояния с сильным сердцебиением. То были опасные опыты, — не санкционированный взлом чужой души! Усилием воли Лата погрузила себя в созерцание тех цветастых нарядов, в которых и порхала красавица из «Мечты». Подобные одеяния, как ни окутывали ими плечи и бёдра женщины из «Лучшего города континента», заодно и модницы из столицы, отчего-то не наделяли их столь же неодолимой привлекательностью. И странно, отчего умолкли те потрясающие и незримые птицы в ветвях, ласкающие слух Латы только что? Когда она воспарила над кронами леса, используя эманацию чужой души? Лата прислушалась, но трели птиц казались плоскими, однообразными, смазанными какими-то и утратившими своё полифоническое великолепие.
Внезапно кто-то возник на дорожке лесопарка. Лата угнездилась в гуще зарослей чуть глубже, решив, что это тот самый парень, что и приходит к владычице «Мечты» пить с нею вместе утренние напитки. Нэя сама выносит ему поднос на террасу, красуясь перед ним своими воплощёнными в текстиль и паутинное кружево фантазиями, насылаемыми, как мнилось Лате, из высших миров. Ей как-то в голову не приходило, что подобному воплощению предшествует бесконечный и поедающий живое время нелёгкий рабочий процесс.
Казалось, кроме Нэи, никто этот уголок парка и не выделял. Он всегда пустовал. Но сегодня сюда кто-то направлялся.
Франк подошёл к Нэе и сел рядом. На его плече висело полотенце, — Где бы вы ни спрятались, всегда вы под наблюдением, — сказал он, внимательно вглядываясь в заросли лесопарка. Послышался шелест потревоженных ветвей, и кто-то незримый, то ли человек, то ли зверь, явно покинул то место, куда и вглядывался Франк. То, что это была Лата, Нэя и в голове не держала,
— Какой-нибудь зверёк залез и там шуршал, — сказала она, наполненная безразличием к факту некоего слежения. Антон никогда следить бы не стал. Он просто пришёл бы и уверенно уселся за столик в ожидании завтрака. Стиль поведения Антона это быть родным и необходимым всем. Рудольфа же она учуяла бы и на расстоянии всей своей обострённой интуицией. К тому же он не стал бы унижаться до такой степени, чтобы таиться как зверь. Он бы стоял и пялился открыто, гипнотизируя как паук свою обречённую добычу. Как всегда и делал. К тому же добыча давно помечена не только его секрецией, но и глубоко надкушена. Его стиль поведения был предельно открытым и самоуверенным.
Франк же сразу учуял слежку, — Жить здесь явно нелегко, — вздохнул он. — Любовь одних, зависть других, неумеренное любопытство третьих. Подозреваю, что не только мужчины, но и женщины представляют для вас опасность. Если девушка красива и талантлива это всегда дополнительные риски для её жизни.
— Здесь никто и никого не любит, — ответила Нэя.
— Так не бывает, — возразил он. — Люди, где бы они ни обитали, обладают чувствами.
— Очень плохими чувствами они наделены. Злыми и тяжёлыми. Лучше бы просто жили как птицы или насекомые, одними инстинктами, автоматизмами, легче бы жить было… без мыслей…
— И каков же смысл такой вот жизни, лишённой разума? — спросил Франк.
— А какой смысл в существовании птиц и насекомых? — спросила Нэя.
— Они есть живые функции природы, — ответил Франк, излучая настолько яркую и физически ощутимую доброту, что ей показалось, её можно потрогать руками как ткань.
— Пришли за пластиной? Но я ничего не записала и не буду, — капризно и по-детски надув губы, произнесла Нэя голосом любимой, но неисполнительной ученицы перед лояльным к непослушанию учителем. Франк умильно улавливал звучание её чарующего голоса, не особенно придавая значения смыслу самой речи. Рудольфу есть от чего впадать в безумие страсти рядом с этой феей Паралеи из кристаллической коробки. Ради такой женщины на Земле устраивали бы битвы не одни лишь половозрелые юнцы. А здесь явно не ценили ни её природной тонкой выделки, ни личной уникальности. Завидовали не её таланту, а обольщающему богатству витрин этого текстильно-творческого учреждения. Тем возможностям преуспеяния, которыми она обладала, полученными негодными, как многие тут думали, методами. От понимания чего и страдала её чувствительная психика. Доктору хотелось прижать её голову к себе и погладить по мягким пушистым волосам, как обиженного ребёнка.