Дары инопланетных Богов
Шрифт:
— Нет.
— А я скучаю. Представь, однажды мы с Чапосом приехали к нам на окраину «Крутой Берег». Я в шикарном наряде. Что было! Они лишились языка и понимания, что это я перед ними. Я! Чапос сам, хотя и был в прошлом беден, бедных презирает. Я наболтала матери, что мы пойдём с ним в Храм Надмирного Света. Она мне: «Ну, пусть будет хоть такой, раз уж с аристократом ничего не вышло. Богатый хоть»?
Нэя удивилась тому, что начисто забыла название того квартала, где прожила едва ли не всю свою сознательную жизнь до бегства оттуда, если отбросить первые десять лет с того самого момента, как открылись её глаза навстречу этому миру, наполненному
«Крутой Берег», — она, кажется, ни разу не произносила этого названия, живя там. Как и река по имени «Синий рукав Матери Воды», обозначалась для краткости «Синька». Чтобы отличать от «Зелёного», «Зеркального, «Тихого», «Узкого» или «Чистого»» «рукавов», раскинувшихся по всей территории столичного мегаполиса, — что вовсе не означало, что все прочие были нечистыми или ещё как-то по-другому неполноценными. Просто по берегам «Чистого рукава Матери Воды» располагались самые фешенебельные кварталы знати. А где-то там, на просторах континента, каких только рукавов и не существовало. «Широких», «Коротких», «Ленивых» и «Быстрых». Даже «Алый рукав» и «Чёрный рукав». Может, и «Желтый рукав» имелся.
Азира вытащила её из мысленного географического путешествия, продолжив своё увлекательное повествование, даже в глазах её проявился прежний нахальный блеск, — Тут вылезла из-за спины соседок старшая мамушка Эли, — она к кому-то прибилась по случаю в соседнем доме, её как нянюшку взял один рыночный торговец в свою многодетную семью. И зашамкала, слюной забрызгала, злая на свою внученьку, что та о ней так и забыла; «Слышала я, что и Эля вышла за какого-то корявого, страшного как порыжелая коряга, зато небедного. Этот-то, твой, похожий на красный глиняный чурбан, надеюсь не бедняк? И где вы с Элей таких-то мутантов раздобыли? В пустынях, что ли, бродяжили»?
«А что»? — ответила я, — «Разве не наслышана, сколько новоявленных богачей оттуда вылезают, как найдут там сокровища неисчислимые, оставшиеся от прежних хозяев континента»?
«Я предупреждала Элю, что Надмирный Отец накажет её за то, что обо мне забыла. Нэюшка вот ко мне захаживала не раз. То денежку даст, то баул с провизией, то одежонку новёхонькую. И ей вот точно благ будет даровано в этой жизни много! За доброту её».
Мамушка моя головой качает, а сама на Чапоса глаз яростный скосила, будто приноравливается его клюнуть в широкое плечо. Чапос даже отошёл от неё подальше. Тут мамушка словечко вставила; «Что ж поделаешь, коли не достались моей дочуле и твоей Эле по красавчику. Видать, всех расхватали. Да и Нэе этой вовсе седогривый колдун достался»!
Старая развалюшка ей вторит; «А ведь были-то наши девоньки как цветочки диковинные, вроде тех, что Ласкира тут разводила в общинном саду, украшением всего «Крутого Берега» считались. Все дивились. Вот и сглазили».
«Никому тут счастья не было, и нет», — ответила моя мамушка. — «Добрый или злой тут одинаково Надмирному Отцу не милы, поскольку он рабоче-ремесленным народом брезгует, предпочитает одаривать тех, кто и без его забот всем обеспечен. Зря и старалась Ласкира! Зря сладко питала, зря холила. Думала высшие силы обмануть тем, что наряжала свою Нэю как аристократку. В наши края Надмирный Отец не заглядывает! Не понадобилась её девонька аристократам. Видать, наша закопчённая окраина пропитала её своим духом до самых её косточек, вот ею и побрезговали»!
Тут бабка Элина к Чапосу обратилась, — «Ты-то, надеюсь, Азирушку — красавушку осчастливишь? Ишь, голова-то
Она мне потом шепнула; «Я Эле велела, чтобы она за Нэюшку держалась. Нэюшка нездешними силами охраняема, так что и тем, кто рядом с нею окажется, везение будет. А ты от этого гребнеголового мутанта беги! Я подобного на беду свою знавала, они есть мусор остаточный от мира давно проклятого Надмирным Отцом. Сокровищ у них много, а жалости нет совсем. И этот сгубит всякую, кто рядом окажется».
Поняла, от кого она отца Эли родила? От кого у Эли такие необыкновенные волосы? От мутанта пустынного. Поэтому отец Эли всегда шапку носит, а волосы сбривает, будто он облысел слишком рано. И разбогател он лишь потому, что его же мать — бывшая актриса из бродячего балагана ему передала те сокровища, которые скопила своим блудом, скитаясь по континенту и обслуживая всех желающих. А сын её выгнал в лачужку на самый уже край нашего окраинного Крутого Берега…
Какое-то время они молчали, невольно погрузившись в те времена, когда обитали рядом в том самом квартале «Крутой Берег». Мысли весёлыми не были, хотя причины тому были разные.
— Как же Чапос прощает твои связи с другими? Так не может быть!
— Все прочие — моя работа.
— И муж Гелии тоже работа?
Азира ответила не сразу, чуя особый интерес Нэи к Рудольфу.
— Руд особенный, — созналась она, впервые обозначив его по имени, — Если бы я была уверена, что нужна ему… А так избавиться от Чапоса не получится. Его наличие исключает для меня любую прочную и серьёзную связь с кем-то ещё. Он из тех, кто много обещает, да вычерпывает до самого дна.
— Почему бы тебе не попроситься жить у Ал-Физа? У него же много домов, парков, лесов по всему континенту.
— Как же ты себе такое представляешь? Один раз я попросила у Ал-Физа подарить мне хотя бы один из его роскошных домиков для отдыха с кусочком парка, так он ответил: «Ты мне кто? Не жена и не дочь, чтобы я тебе раздаривал куски своих наследственных владений. Если бы я так делал, то всё бы уже и раздарил давно. Сама себе зарабатывай на дома и павильоны. Мало я, что ли, тебе денег даю»? Пустое это! И чую я, что всё плохо для меня закончится. Я боюсь всех. Даже не знаю, кого больше, Ал-Физа или Чапоса? — Азира словно бы спрашивала совета у Нэи. — Да и Руд сильно меня страшит. Я ничего не понимаю в его жизни, а его взгляд временами такой, что я говорю себе: «Куда ты влезла, девушка? Что за существо находится рядом»? Этот типус будет пострашнее и Ал-Физа, и Чапоса. Те хотя бы ясны, особенно когда обнажаются… А этот оборотень откуда взялся?
— Оборотень? Почему? — поразилась Нэя её откровению.
— Потому. Он настолько безупречный внешне, а всё равно жуткий какой-то. Веришь, ни одного слова скверного от него не слышала, ни одной угрозы… даже ударил без оскорблений… Не знаю, что на него нашло, обычно он на ласки не скупится. Но всякий раз ухожу от него, словно из омута выныриваю. Голова, сердце сдавлены, тело ломит. Не помню ничего! О чём говорили, что делали…
— Как же сама говорила, что сознание теряешь от наслаждения…