Дары Кандары
Шрифт:
Сказка с небосклона
Где все это случилось — в королевстве Тинтэгле, у города Су, на побережье, в лесу колокольных сосен. Когда — за сотню лет до Войны. Как — а бог его знает…
Он был дженом — воином-одиночкой, она — рита — рисовальщик по белой глине. На празднике Яблонь, самым радостным днем года, в толчее за городской ратушей они столкнулись глазами и не смогли развести взгляды.
Трое суток — солнечных, лунных, хвойных — они бродили по прибрежным холмам, слушали, как гудят под ветром
Джен рассказывал про оружие — как творят сталь из земных костей, для чего закаляют клинок в жидком масле, вине и морской воде, почему мечу дарят имя. Рита рисовала веточкой на песке обереги, которые мастер наносит ляпис-лазурью на белую черепицу — для радости в доме, для доброго урожая, от пожара или удара молнии.
Желтый мох был их ложем, дженов плащ укрывал от ночной прохлады, паутиновым кружевом путались во сне волосы — пепельные и хлебные. Но горечь таилась в уголках губ влюбленных — джен готовился стать драконом.
…Это просто — ты должен стать самым лучшим. Непобедимым бойцом, мудрецом, провидцем.
Чувствовать небо кожей, растворяться в воде, понимать, как растет трава. Выбирать без сомнений, решать — и никогда не жалеть о прошлом. Тогда однажды распахнешь крылья…
Джен был молод — до мечты оставались годы. Они простились на закате четвертого дня, пообещав друг другу, что каждый год будут встречаться в этом лесу утром праздника Яблонь.
Все лето и осень рита бродила по побережью — от города Брок до Покинутой Гавани. Глина бьется легко — рисовальщику хватит работы. О джене говорили на рыночных площадях, как о воине — известном, славном, потом великом. Долгую зиму рита пережидала в рыбачьем поселке — училась плести сети, коптить рыбу, раза три ходила на лов. А когда отгуляли шторма, на крепкой лодке уплыла в Су.
Джен ждал ее в распадке между холмами. Он стал шире в плечах, посмуглел, разукрасился шрамами.
Прямую гарду его меча портили две зазубрины, улыбку — выбитый зуб. Но джен был горд — он теперь самый сильный. И в доказательство, он сбегал с холма в море, держа риту на одном плече — и ни разу не сбился с шага Праздник выдался добрым — влюбленным досталось восемь дней радости.
Долгий год рита жила в Су — ей хотелось коснуться музыки, складывать звуки так же легко, как цвета на парадной вазе. И когда джен вернулся, она играла ему на флейте дождливыми вечерами. А он голой ладонью доставал из костра угли и смеялся над ее ужасом. Джен учился бесстрашию — и стал самым смелым. Под его поцелуями будущее отступало и пряталось…
А наутро их расставания шхуна «Лис» с Того Берега привезла с собой мор в мокрых трюмах. Рита не успела уйти из города. Полагая бессмысленной смерть под чужим забором, она стала сестрой в бараке.
Умывала, утешала, укачивала, провожала в последний путь. Скудными, прерывистыми ночами, рите казалось, что она на ристалище и ведет поединок с болезнью. …Если бы не свидание в утро праздника Яблонь, то вместе с многими — юными и прекрасными — ее тело лежало бы в общей яме за городом. Рита выжила и победила.
Когда она снова встретилась с дженом, то не узнала его.
Сумасшедший влюбленный джен кувырком катался по зеленым холмам и хохотал так, что колокольные сосны гудели вслед эху. Он постиг мудрость мира и спешил поделиться ей. Три дня рита прожила в сказке.
По слову джена к ней прилетали бабочки, белки спускались с сосен, мелодия чудных деревьев вторила ее флейте. Стайка золотых светлячков следовала за ней, пока, смеясь, она не попросила джена отпустить бедняжек. А когда его руки ласкали риту, было не различить — где ее тело отвечает на нежность, где его ладонь радуется ее коже. Дыхание их смешалось, и сердца бились слитно.
На четвертое утро рита сбежала, боясь, что еще глоток счастья, и она попросит стать спутницей в путешествии, кое надлежит совершить одному. И получит отказ. И умрет.
Еще год рита ждала в тихом монастыре Бергена. Ей поручили расписывать кельи, чтобы послушницам было светлее искать мир в душе. И на девственных стенах голубым по белому рита рисовала драконов и птиц и пророков над небесами. Работа дарила ей крылья.
Новая встреча была страшна. Джен исхудал, синева его глаз выцвела, тропки морщин появились на лбу и у губ. «Я учился быть самым жестоким», — сказал он рите, — «Не спрашивай меня, как». Ночь и день и еще ночь рита сидела на берегу моря, держа на коленях голову джена. Они молчали. А когда джен ушел, рита осталась в лесу.
Целое лето и целую осень и целую долгую зиму она плела самую прочную в мире сеть. Из стеблей сон-травы, из серебряной паутины, из жил оленя и льняных нитей, из собственных бедных волос. А в начале весны тронулась в долгий путь. К Скале Безумцев у черного озера Эсвольд.
В день весеннего равноденствия человек, захотевший преобразиться в дракона, должен подняться на эту скалу без крюков и веревок. И прыгнуть вниз с высоты пятисот шагов. Если дракон — полетит, если нет — разобьется о воду. Поднимались, говорят, многие.
Рита видела, как джен начал восхождение. И, едва он скрылся за поворотом тропы, стала раскидывать сети. Если не выйдет лететь — прочные нити прервут падение и джен останется цел. Неважно, что все годы до встречи со смертью, он будет проклинать риту и ее дар — лишь бы жил. К закату сети опутали берега так, что и камешек не проскользнет мимо…
Рита не разглядела, когда джен прыгнул, услышала только ликующий крик. И — от самой воды взмыл в небо медноцветный дракон — могучий, прекрасный, гордый! Он самый-самый, он настоящий, он смог!
Рита плакала.
Облака раскрывались как занавес, под ударами звонких крыльев. Джен-дракон парил, расплетая потоки воздуха, падал к самой глади черной воды и вновь поднимался ввысь. Неборожденным недоступно такое счастье — как здоровому не понять калеки, впервые встающего с ложа. …Еще один кувырок через облако, еще один выдох искр, еще один пируэт… Крылатый на мгновение замер в воздухе, оглянулся на звезды, ища направление, и устремился на запад, уверенно и упорно, как стрела выбирает свою мишень. На запад, в сторону побережья, к звонкозвучной сосновой роще у белых стен города Су. К завтрашнему утру праздника Яблонь.