Дары Зингарцев
Шрифт:
Позже, когда подобную пантомиму ему разыграла целая деревня, он отнесся к этому гораздо спокойнее. Найдя среди лежащих тел деревенского старейшину, он попытался заговорить с ним сперва по-зингарски, затем по-аквилонски и наконец, отчаявшись, по-турански — и, к собственному изумлению, добился ответа. Старик сел прямо посреди дороги и, покачиваясь в такт своим словам, тонко пропел:
— Наш кайбон гибнет, значит, пришла пора и нам гибнуть вместе с ним. Пройди по нашим телам, чужестранец. Иначе ты не пройдешь через нашу деревню Мы не можем противостоять тебе, но, чтобы добраться до Тай Чанры, твоим воинам придется
Пройти было и в самом деле невозможно. Принц попытался было применить плети, но долго не смог выдержать — уж слишком это походило на истязание. Он свернул с дороги и повел армию через джунгли.
Он был почти уверен, что, придя в Тай Чанру, застанет то же зрелище — ряды неподвижных тел. Что бы он тогда сделал, он так и не смог придумать, а потому, после первой вспышки ярости, даже вздохнул с некоторым облегчением.
Полуденное солнце нагревало золотую крышу, воздух столбами поднимался от нее, так что казалось, будто золото плавится и медленно отекает вниз. Но даже этого явного сокровища Римьерос не тронул.
Теперь он хотел только одного: понять. Что такого особого в этом человеке, их кайбоне, за которого они все готовы лечь лицом в пыль, только бы чужестранец до него не добрался? Какую силу надо иметь правителю, чтобы вызывать такую любовь?
При дворе императора говорили, что он много лет болен, что магия его, если и была когда-то, ныне иссякла.
«Какой бы силой он ни обладал, призрачной или реальной, — думал теперь Римьерос, — но кайбон Тай Цзона достоин восхищения, как достоин восхищения и тот варвар-киммериец — хотя, конечно, плахи и палача он достоин куда больше».
— Дворец пуст, государь, — доложил один из рыцарей.
— Вот и хорошо, — задумчиво отозвался Римьерос и, заметив устремленный на него недоумевающий взгляд, ответил с печальной улыбкой: — Ну, посудите сами, Родерго, что бы мы стали делать с ними, даже если бы нашли кого-нибудь?
Рыцарь воспринял его слова как удачную шутку и потом весь вечер пересказывал ее у костров. А принц поднялся с места и разыскал Марко да Ронно.
— Барон, — сказал он старому солдату, совершенно сбитому с толку и обескураженному всем происходящим, и от этого даже словно бы разом состарившегося на добрых десять лет. — Я беру две повозки и дюжину рыцарей и отправляюсь к тому храму, про который мне говорил Ян Шань. Если я и там ничего не найду — что ж, значит, такова воля Митры. Вы здесь дожидайтесь меня три дня, если не вернусь — уходите. И смотрите, будьте осторожны. Этот город все-таки обитаем, хоть и кажется опустевшим.
Да Ронно, окончательно переставший узнавать своего взбалмошного принца, который за последние несколько дней менялся прямо на глазах, молча и почтительно поклонился. Римьерос же, и не подумав объяснить ничего больше, взял людей и направился на юго-восток.
Храм они нашли только к вечеру, изрядно проплутав. Лианы и кустарники так густо заплели его стены, что дверной проем пришлось прорубать мечами. Изнутри в лицо принцу пахнуло затхлой сыростью.
Заготовив факелов, они начали спускаться по широким замшелым ступеням. Всюду царила гниль и плесень, прямо из камней росли мерзкие, бесцветные грибы. Но чем дальше они продвигались в глубь низкого коридора, тем ярче горели факелы и суше становился воздух.
Они
Коридор оборвался внезапно, и только но исчезшей вдруг пляске теней по стенам они поняли, что вступили в какой-то огромный зал, где тщедушный свет факелов не мог разогнать тьму так же, как не может дюжина людей насытиться крошкой хлеба.
— Потушите факелы, — распорядился Римьерос. — Мне кажется, я вижу свет, он идет откуда-то сверху.
Свита подумала, что принц их, похоже, лишился рассудка, но возражать не посмела. Какое-то время никто не мог различить даже собственных рук в кромешной тьме. Но потом все едва ли не одновременно подняли глаза вверх, к невидимому куполу — и увидели звезды.
Это были не просто созвездия чужого, незнакомого неба, нет, это было что-то гораздо большее.
Герцог Лара вспомнил, как, услышав мальчишкой, что со дна колодца можно даже среди бела дня увидеть звезды, едва не погиб, спустившись в замковый источник, дна которому никто не знал. Его тогда еле вытащили — мокрого, промерзшего до мозга костей. В тот же вечер он свалился с жесточайшей лихорадкой — и бредил звездами, что мерцают на дне колодца.
И вот теперь он стоял на дне, наверное, самого глубокого колодца на свете. Гигантская труба башни с проломившимся куполом была невидима в темноте, и край ее угадывался только по тому, что ограничивал звездный круг, раскинувшийся над головой ошеломленных людей. Они стояли, онемев, подавленные этим величием и бесконечностью, словно никогда раньше не видели звездного неба.
О, нет, сказал себе Римьерос, такого звездного неба но видел еще никто и никогда. Словно сверкающая алмазная пыль вихрилась у него над головой. Звезд было неисчислимое множество, даже летней ночью в кордавской гавани невозможно было увидеть столько звезд. Самые крупные сияли, как огромные бриллианты, переливаясь каждая собственным светом — красным, зеленым, лиловым. Приглядевшись, Римьерос увидел, что рисунок созвездий и сияющих туманностей непрестанно движется, меняясь, но движется не так, как обычное звездное небо — вокруг
Полярной звезды, — а так, как движутся и меняются облака, когда ветер несет их по небу. Эта звездная река была живая, она текла, она несла свои воды в какие-то иные миры.
— Хотел бы я знать имя того бога, которому был посвящен этот храм, — пробормотал Римьерос. Оглядевшись, он увидел застывших вокруг в немой неподвижности людей и разбил чары, крикнув: — Ола! Очнитесь! Это дивное место, но не можем же мы стоять тут всю жизнь!
Рыцари и оруженосцы зашевелились, выходя из оцепенения, Римьерос, ошарашенный, но от того старавшийся выглядеть еще более деловитым и собранным, чтобы не дать повода к панике, сухо раздавал приказания:
— Зажгите факелы, или мы ничего здесь не сможем найти. Найдите, где кончается этот зал, и идите вдоль стен. Оглядывайте каждую нишу. Мне нужна дверь или проход или что-то в этом роде.
Дверей и проходов оказалось даже несколько, и Римьерос осмотрел каждый из них, но ни один не вел в анфиладу уменьшающихся залов, о которой говорил ему Ян Шань. «..Дальний зал, самый дальний, там стоят вдоль стен четыре саркофага. Вы откроете шкатулку посреди этого зала». Римьерос откуда-то знал, как они должны были выглядеть.