Даша и Медведь
Шрифт:
— Кем работаешь? — начал Константин.
Теперь, когда достаточно упокоилась, посмотрела на него немного по-другому. Очень располагающий к себе мужчина, около пятидесяти. И взгляд такой, что хотелось жить и довериться, а не сдохнуть и сбежать, как от Глеба.
— В рекламном отделе одной компании, ничего особенного, — пожала плечами.
— Работа тяжелая?
— Да, — вздохнула. — Компания большая, стремительно выходит на новые рынки… Вот, выдался первый отпуск за четыре года.
— Что, четыре
— Ну как… летала летом за границу на съезды тематические, считала это отдыхом… Но часто сама там выступала, нервничала, готовилась, как к экзаменам…
— Понятно, — пометил он себе что-то. — Я правильно понимаю, считаешь себя «бессмертным пони», как говорится?
— Что-то типа того, — усмехнулась.
Давно я никому не жаловалась. Да и некому было особо. Подруги — все коллеги, кому жаловаться? Все одинаково работают на износ. Мужчины тоже не намечалось. И даже кота не завела…
— А родители, Даш?
— Отец бросил маму, когда мне было два. Периодически пишет на электронную почту… А мама умерла пять лет назад.
Он удостоил меня внимательного взгляда:
— Когда болела последний раз?
— Я не болею…
Ждала, что не поверит, но он удовлетворенно кивнул.
— Группа крови каждый раз разная, да?
— Откуда вы знаете? — снова неприятно кольнуло беспокойством.
Группу крови у меня проверяли три раза. Она была то первой положительной, то четвертой отрицательной. В итоге я пообещала себе не попадать в ситуации, требующие переливания и «забила» на криворуких лаборантов.
— Даша, спокойно. Ничего с тобой страшного нет. Наоборот — ты очень одаренный человек. Животных в детстве лечила?
Я тяжело сглотнула:
— Да, лет до десяти постоянно. Мне таскали все и всех.
— Еще что-то можешь рассказать? — сощурился он.
Я замялась. Константин напомнил мне о столь далекой жизни, память о которой стерлась. И выцветший колодец питерского двора, в котором выросла, волшебные детские воспоминания… Я ведь и правда лечила животных. Но все это казалось какой-то фантазией, которая существовала, пока в нее верили все. А потом взрослая жизнь вытеснила эту веру, все забылось…
— Я однажды навещала маму в больнице, когда она болела… — В горле стоял ком, и мне становилось все труднее говорить. — А рядом лежал мальчик… лет пятнадцать ему было. Я ходила каждый день мимо него и каждый раз видела, как он поворачивает голову в мою сторону, будто хочет увидеть именно меня. Не знаю почему, но мне так захотелось, чтобы он поправился! — Я шмыгнула носом и немного помолчала, собираясь с силами. — Однажды вошла к нему, когда он спал… взяла за руку и вспомнила, как мне удавалось лечить в детстве…
Константин смотрел внимательно и сочувствующе, будто уже знал, чем все закончилось
— Он поправился, — слабо улыбнулся.
А я зажмурилась и заплакала. Сколько раз думала, почему не пожелала здоровья маме? Почему этому незнакомому подростку?!
— …Даш, давать себе ложные надежды страшно, в этом нет ничего предосудительного. Ты же не знала…
— Что не знала? — вытерла слезы.
— Что на самом деле можешь лечить.
— Могу? — задохнулась я. — Я могла ее вылечить?
— Даша, чтобы лечить серьезные заболевания, нужно учиться. Я не знаю. Результат зависит от очень многих факторов. Винить себя нельзя — это будет только тянуть ко дну. Понимаешь?
Хотелось кивнуть, но… я выпрямилась и нахмурилась, будто приходя в себя:
— Не понимаю.
11
— Смотри, — Константин положил планшет на стол, — у нас тут много разных специалистов и работает, и учится. У каждого — свой дар, каждый развивают на соответствующем факультете…
— Мне все же кажется, что медведь меня догнал, — моргнула я. — И я лежу сейчас где-то в лесу и медленно умираю, а это все — трюки мозга…
— Вы не умираете, Даша. Скорее, начинаете жить по-настоящему, — мягко улыбнулся Костя.
Он даже бровью не пошевелил, а рядом с ним вдруг что-то будто моргнуло, вздулся искрящийся, похожий на мыльный, пузырь и повис в воздухе.
— Что это?
Как мне удалось не заорать — сама не знаю. Внутри все, наоборот, с любопытством потянулось к иллюзии. Я встала и шагнула к «пузырю», протянула руку и коснулась. Тот пошел рябью и обдал кожу таким жгучим холодом, что я одернула ее с шипением.
— Это мы называем «гранью» — прослойка между нашим миром и другим… Некоторые могут туда ходить, кто-то — только работать с ней.
— Оно жжется, — глупо выдохнула я.
— Потому что ты не специалист в этой области, — спокойно объяснил Константин, — а я ничем другим тебя удивить не могу.
— Вы специалист по ней, да?
— Да, — кивнул он. — Мы называем себя «потусторонниками».
— А оттуда что-то может выйти? — проследила я за тем, как пузырь съежился и исчез.
— Сюда — нет.
— Вы же не могли обжечь мою руку голограммой, — смотрела я на покрасневшие пальцы.
— Это не голограмма, Даша. А у нас в институте и не такое умеют…
— Что мне делать? — посмотрела на Константина и невесело усмехнулась. — У меня теперь… лапки…
Константин замялся:
— Выбирать тебе. Ты можешь учиться у нас — научим контролировать и развивать одаренность, сможешь лечить людей… Если хочешь. — Он сделал паузу, дав мне несколько секунд продышаться. — Но это не основная твоя проблема… Давай все же кофе?