Давай поспорим
Шрифт:
– Соблазнительная, – предположила она.
– Мягкая, круглая, теплая и такая сексапильная, – пробормотал Кэл, чувствуя головокружение. – У тебя есть что-нибудь под футболкой?
– Конечно. – Мин откинулась на спинку стула. Кэл понял, что фантазии могут завести его слишком далеко.
– Давай займемся едой, – сказал он. – Так о чем мы говорили?
– О моем весе, – напомнила Мин.
– Да, верно, – оживился Кэл, снова берясь за вилку. – Ты не можешь похудеть по той простой причине, что создана другой, у тебя иная конституция. И если ты все же добилась бы этого
– Значит, я обречена, – вздохнула Мин.
– Ты меня совсем не слушаешь. Тебе хочется быть прежде всего сексапильной. У тебя есть такие достоинства, которыми не обладают худые женщины. Надо радоваться этому и одеваться так, чтобы самой себе нравиться. Или по крайней мере так, чтобы другим было приятно на тебя смотреть. Когда я с тобой познакомился, ты была в костюме, который делал тебя похожей на тюремную надзирательницу. – Он вспомнил, как заглянул ей под одежду, и добавил: – Хотя белье на тебе было неплохое.
– На мне никакая одежда не смотрится, – пожаловалась Мин.
– Кое-какая смотрится, – возразил Кэл. – Хотя ты лучше всего совсем без одежды. – Коварное воображение сразу стало рисовать заманчивые картины, но он стер их усилием воли. – Я так думаю. А ты ешь, ешь. У тебя от голода портится характер.
– Без одежды? – переспросила Мин, снова берясь за вилку. – Нет, не может быть. Послушай…
– Ты спросила – я ответил. Ты просто не воспринимаешь правду. Многие парни охотнее легли бы в постель с тобой, чем с какой-нибудь вешалкой для одежды. К тебе приятнее прикасаться. Однако большинство женщин уверены в обратном. Вы все стараетесь похудеть, глядя друг на друга.
Мин была потрясена.
– По-твоему, я сексуальна? Почему же никто этого не замечает?
– Потому что ты одеваешься так, будто ненавидишь свое тело, – объяснил Кэл. – Все идет от головы: какой ты сама себе кажешься, такой и выглядишь.
– Откуда ты знаешь, какая я? – рассердилась Мин.
– Я заглянул в вырез твоего джемпера, – ответил Кэл, тоже вспыхнув. – Я целовал тебя и должен сказать, твои губы – просто чудо. А теперь съешь что-нибудь.
Мин посмотрела на тарелку и стала есть, нахваливая вкусное блюдо.
– Что может быть лучше хорошего ужина? – сказал Кэл. – Может, только…
– Это прямой способ заработать ожирение сердца, – вставила Мин.
Кэл покачал головой:
– Приятно сознавать, что все это время я говорил впустую. Ты хоть что-нибудь слышала?
– Да. Когда мы познакомились, я выглядела как тюремная надзирательница – так?
– Не совсем, – ответил Кэл. – На тебе были классные туфли. В этом ты себе не отказываешь.
– Значит, ты шел ко мне через весь бар только из-за красивых туфель?
Вопрос был поставлен ребром, и Кэл попытался вспомнить, почему он ею заинтересовался. Ах да – идиотское пари. Он поморщился.
– Ты поспорил с кем-то, верно? – В голосе Мин слышался холодок. Кэл достал бумажник и положил на стол десятидолларовую бумажку.
– Бери. Можно мне закончить
– Разумеется, – ответила Мин. – Ты уже почти проиграл это пари.
– Я не проиграл, – ответил Кэл, насаживая на вилку гриб. – Я всегда выигрываю.
– Коллекционируешь выигрыши? – Мин была в гневе. Кэл хмуро посмотрел на нее:
– Ты вышла из бара вместе со мной, так что я выиграл.
– А все думают…
– Что все думают? – спросил Кэл, раздражаясь. – Кто-то поспорил со мной, что я не уведу тебя. А я увел и получил десять баксов. Теперь они у тебя. Оставим этот разговор?
– Спор окончен? – спросила Мин с недоверием в голосе.
– Да. – Кэл успокоился. – Согласен, это не лучшее начало для романа, но у нас не роман – ты ведь ждешь своего Элвиса, и оба мы не заинтересованы в развитии отношений. Ктому же я опять тебя накормил. Что же ты злишься?
– В самом деле нет повода, – сказала Мин равнодушно и снова принялась за цыпленка.
– Я упустил что-то важное? – спросил Кэл.
– Да, – ответила Мин. – Ты ешь, ешь.
Потом Кэл вызвался помыть посуду, но Мин вытолкала его за дверь – после разговора о пари она потеряла к нему всякий интерес; к тому же досадовала на себя за свою доверчивость. Она убрала остатки еды в холодильник, выбросила мусор, потом пошла в спальню и залезла под атласное одеяло. Кэл сказал, что кровать в этом доме – единственная «ее» вещь. В квартире, забитой старой простой мебелью, он выделил одну красивую, роскошную, эротичную вещь, в которой, как он выразился, отражается характер хозяйки. Вот подонок.
На кровать вспрыгнул кот и направился к Мин.
– Привет! – сказала она, и зверек свернулся клубочком рядом. Мин погладила его, чувствуя худенькое тельце под густым мехом, и кот вдруг открыл оба глаза. Они были разного цвета, и в одном виднелись точно такие же пятнышки, как на шкурке. «Лоскутный кот», – подумала Мин, а он прижался к ней, и ей стало уютно и тепло. Она включила проигрыватель, стоящий возле кровати, и по комнате поплыл голос Элвиса. Он пел о том, какой печальной стала жизнь, с тех пор как милая покинула его.
Кот сначала насторожился и поднял голову, затем снова разлегся на одеяле.
– Едем в отель разбитых сердец, да, киска? – сказала Мин и почесала у кота за ухом. Он потянулся к ее руке, и Мин посмотрела на его странную мордочку с закрытыми от удовольствия глазами, почувствовав внезапную нежность. Кот замурлыкал, и звук этот наполнил душу Мин покоем и радостью.
– Конечно, неразумно оставлять тебя здесь, – продолжала она.
Кот медленно открыл глаза и снова закрыл, а Мин продолжала гладить его. Зверек прижался к ней, и в постели стало необыкновенно уютно. Понятно, почему одинокие женщины заводят кошек. Они гораздо лучше неисправимых игроков, обаятельных и лукавых, которые целуются как боги и у которых руки как… «Я так одинок, моя радость», – пропел Элвис. Мин дотянулась до кнопки и переключила на другую песню. Кот поднял голову. Но и вторая песня ему тоже понравилась – «Не будь так жестока». Он снова свернулся клубочком.