Давно пора
Шрифт:
— Мирраз, скажи, тебе просто нравятся детские страдания? — с каменным лицом и грустью в глазах молвил Древний.
— Ой, да отстаньте вы! Аргарос идиот, садист, придурок и наркоман, но он получил необходимые инструкции и не посмеет их нарушить! — Демон был уверен в своей правоте.
— Не посмеет, — согласился Эльф, — но ты уверен, что тебе нужен еще один садист, к тому же подверженный приступам ярости, что мы скоро увидим? — Эльф кивнул на шар, в котором было видно, как два подростка сидят в квартире, смотря перед собой
— Это в лучшем случае, — резонно заметил Древний, —
— Умрет не ребенок, а Аргарос. Как только щенок получит Систему, специализацию и освоит пару навыков, — он уже сосредоточено наблюдал за происходящим в шаре не отводя взгляд.
— Бугага, Мир, ты превзошел себя! — Эльф расхохотался в голос, даже слезы выступили на глазах, — чтобы человеческий щенок убил Демона, которому три сотни лет, получив лишь пару навыков?
— Все продумано, — Демон был непреклонен.
— Мирраз, сынок, ты хочешь сказать, что у Аргароса инструкция — умереть от руки человеческого щенка, а наказание за неисполнение — смерть? — Древний уже разговаривал с Демоном как психотерапевт с психом, пытаясь задавать такие вопросы, чтоб пациент сам понял, где он идиот.
— Наказание за неисполнение — Забвение. Если ребенок умрет, то сам Аргарос отправится с разведкой в бездну, — все замолчали. Такое наказание, безусловно, хуже, чем смерть.
— Смотрите, начинается! — Демон даже привстал на кресле, приблизившись к шару.
Все с интересом уставились в шар. Однако неподдельный интерес был только у двоих. Эльф же сидел, смотря в шар, но его внутренний взор был обращен к сложнейшей конструкции заклинания, которую нужно успеть завершить в нужный момент.
Тем временем картинки в шаре начали сменять одна другую. Вот ребенок встал, перевернул кассету в плеере, вот он сел обратно, вот второй ребенок заерзал, нервно смотря в проход, вот в комнату зашел третий человек. Не ребенок, но и не мужчина, скорее подросток, лет девятнадцати. Он навис над ребенком и что–то ему прокричал. В шаре отразились эманации настроения ребенка, картинки бешено сменяли одна другую, в них был огонь глаз, кровь, ярость, но все это было лишь проекциями желания. Ребенок поднял глаза, в них на миг загорелся огонь, но тут же потух. Ребенок вымолвил одно слово и опустил лицо вниз, прикрыв глаза.
— ЭТО ЧТО ЕЩЕ ЗА БРЕД?! — Демон пинает стол, с которого падает шар, летят бокалы, а сам стол летит в противоположную стену, — ДРЕВНИЙ, ЭТО ТЫ СДЕЛАЛ?!
— Я не вмешиваюсь в жизни букашек, Демон, — Нейокен был серьезен и смотрел прямо взбешенному полубогу в глаза, — ты тоже букашка, не забывай.
— Ну, раз у нас тут шоу не получилось, то я, пожалуй, пойду. Итак долго тут просидел в ожидании ничего, — Эльф встал, поправил камзол, застегнул пуговицы на манжетах, развернулся и пошел на выход, пряча улыбку.
— Фил, почему?
Вопрос звучал глухо, будто Демон жалел о том, что сейчас произойдет. Мирраз и Филдаэр были если не друзьями, то соратниками точно. Они прошли не одну битву с Бездной,
Улыбка сползла с уст Эльфа, он склонил голову и не оборачиваясь произнес:
— Мир, ты хочешь, чтобы он стал обыкновенным Демонским берсерком, который побежит на край вселенной чтобы огнем и мечом выжигать порождения Бездны. Он слишком важен. Я не могу допустить, чтоб ты так глупо слил такой кадр. Извин..
Договорить он не успел, горящая секира в человеческий рост разрубила его пополам и оплавленные половинки тела с глухим стуком упали на пол.
— Не извиню.
Глава 3. Ты идиот, скажи честно?
Семнадцать лет спустя, наши дни.
— Давно пора!
Это прозвучало приглушенно, словно из–за стены. В ушах барабанила кровь.
Стоп, что!? Кровь повсюду. Нет–нет–нет, я же сдержался, я на самом деле… Или да?
Взгляд не получалось сконцентрировать, все плыло, а барабанщики в ушах не переставали отбивать ритм моего сердца. Попытался встать, руки почувствовали сопротивление, отрываясь от ковра.
Черт, липко. Это сколько ж я времени провел в таком положении, если кровь успела запечься?
— Не торопись, спринтер.
Снова этот голос, чушь какая–то. И вообще все чушь, так не бывает.
— Муахахах, смешной обезьянка.
Заливистый смех. Женский? По порядку, надо сообразить, это я так вчера накидался текилой? Или молли палёная? Нет, состояние как с похмелья, с молли не такие отходосы. Жесть, ничерта не помню.
Усилием воли выпрямляюсь, тут диван рядом, я помню. Надо сесть. Шершавая поверхность дивана нащупывается рукой на память, сажусь. Стоп, что? Почему он такой огромный? Ничего не понятно, бесит. Вдох–выдох, спокойно. Глаза, наконец, приходят в норму, это же моя старая квартира! Та, где мы жили с матерью, до ее… Стало невыносимо грустно, слезы накатились и побежали по щекам.
Фу, щекотно.
Мать умерла давным–давно и мысль об этом уже давно не вызывала грусти. Не должна была вызывать.
ЧТО. СО МНОЙ. ПРОИСХОДИТ?
— Ути–пути, плачет, маленький. Ты бы даже мило смотрелся, если б не был весь в крови своего дядюшки, аха–ха.
Ее тоже убить, что–ли?
Всегда бесило, если ко мне не относятся серьезно.
— Зубы еще не выросли, щегол, чтоб на меня их точить! Я не твой дрищеватый родственник, голову сверну и ради хохмы пару селфи сделаю, потом оживлю и…. Ай в Бездну иди, не придумала еще.