Давно закончилась осада…
Шрифт:
На Корабельной стороне сперва ехали вдоль могучей полуразрушенной стены старых доков с засевшими в камнях ядрами. Потом взяли правее. Здесь тоже хватало развалин. Только они были мелкие, одноэтажные. И среди них встречались там и тут вновь отстроенные аккуратные хатки под оранжевой черепицей — жизнь брала свое. Горланили петухи, жевали сухую траву у каменных заборов клочкастые козы.
Вот и курган. Тот самый знаменитый Малахов? Невысокая горка. Наверх ведут перекошенные каменные ступени и глинистая дорога. Отпустили извозчика, пошли пешком, хотя он предлагал довезти «до макушки».
Здесь тоже паслись козы, хозяева которых, видимо, пренебрегали
— Тё-Таня, смотрите! — Из травы с сухими зубчатыми листьям поднимался памятник, о котором Коля слышал не раз. Каменная пирамидка с черным деревянным крестом. На кресте надпись по-французски:
8
Septembre
1855
Unis pour la Victoire, | Du Soldat c’est la Gloire!
Reunis par la Mort, | Des Braves c’ect le Sort!
Если бы Коля даже не знал языка, он все равно не ошибся бы в том, что написано. Перевод надписи был известен всем:
Быть заодно для победыИ смертью соединиться вновь —Вот слава солдата,Вот удел храбрецов!..Это по приказу генерала Мак-Магона (странно: француз, а фамилия шотландская!), чья дивизия взяла курган, положили в братскую могилу вместе русских и французских солдат, погибших здесь в последней схватке. И поставили общий памятник… Да, что ни говорите, а французы были благородными противниками. В отличие от наглых и не очень-то доблестных англичан, которые не снискали славы ни на одном бастионе…
Татьяна Фаддеевна шепотом прочитала надпись, перекрестилась и взяла Колю за плечо.
— Я думаю, после всего, что здесь было, люди поняли, какой грех они совершили перед Создателем, и не допустят больше никаких войн. По крайней мере, на этой земле, где и так больше костей, чем глины…
Коля согласно молчал. Он был не из тех, кто мечтает о бранных подвигах. Ну да, читать про войну интересно и играть в нее бывает увлекательно, и случается, что надо воевать, если дело касается защиты справедливости (кто их, французов и англичан, звал сюда, на нашу землю!). Однако же, если представить всерьез, радости тут никакой — всаживать в человека штык или решетить его пулями. А подвиги можно ведь совершать и не на войне, а при открытиях неизведанных земель и в борьбе со стихией!.. И хорошо, что все кровавые дела, которые творились здесь, теперь уже в прошлом, поросли травой и стали памятью. И никогда (конечно же, никогда!) ничего подобного не повторится. Поэтому можно без тревоги лазать по брустверам и заглядывать в жутковатую черноту амбразур оборонительной башни…
Там и тут видны были осевшие и заросшие насыпи. Рядом с ними — ржаво-черные туши корабельных орудий. Некоторые на перекошенных лафетах, а другие просто так, одни стволы, полузарытые в землю. Коля осторожно трогал их ладонью. Чугун был тепловатым от осеннего солнца.
На свободной от травы площадке темнел выложенный из ядер крест — место, где смертельно ранили адмирала Корнилова (в тот же день, когда погиб поручик Весли). Кое-где стояли столбики с дощечками, на них надписи, обозначавшие батареи.
Тетушка, придерживая над колючками подолы, едва
— Николя! Ты свернешь себе шею! И я следом за тобой!..
— Нет, что вы! Не сворачивайте!.. Тё-Таня, смотрите, как тут всё вместе!..
В самом деле! Раньше ему казалось, что Малахов курган — громадная гора со склонами длиною в несколько верст, а кругом — широченные, до горизонта пустоши, перерытые траншеями. «Поле боя». На таком поле и должна была разворачиваться грандиозная битва за Малахов курган. А оказалось — всё рядышком. Вот место, где упал от пули в висок Нахимов. Вот батарея Жерве, которую во время штурма захватили французы, но тут же откатились под ударом солдат, которых возглавил генерал Хрулев. Вот оборонительная башня с разбитым верхом. С нее адмирал Нахимов не раз смотрел на позиции врагов, а в подвале ее долгое время была квартира другого героического адмирала — Истомина…
У башни к ним подскочили трое обтрепанных (один даже босой) мальчишек.
— Барыня, купите на память о Малахове! Вот медалька французская, вот пульки от ихних и наших ружей, вот гудзики с мундиров. Разные…
Уже после Коля узнал, что гудзики — это пуговицы. По-малороссийски. А сейчас он торопливо полез в карман армячка, где лежали несколько пятаков и копеек. Но Татьяна Фаддеевна сказала поспешно:
— Нет-нет, мальчики, нам не надо. — И за плечо отвела Колю.
— Тё-Таня, но почему! — взвыл он.
— Потому… Разве такое покупают?
— Ну, тогда я сам найду!
И правда, поколупав каблуками сыпучую рыжую землю, отрыл почти сразу несколько остроговоловых пуль и чугунный черепок — явно осколок бомбы.
— Выбрось немедленно!
— Но почему? Я же не купил, я сам!
— Это может взорваться!
— О-о!.. — Коля закатил глаза, пораженный дамской дремучестью в военных вопросах. — Как оно взорвется? Это же просто свинец и чугун!
— А как взрываются чугунные ядра?
— Не ядра, а бомбы! Если в них начинка из пороха!
— Здесь тоже может быть… — сказала она уже менее уверенно.
— Ну, Тё-Таня!.. Ну, слов нет… — И Коля решительно опустил находки в карман.
Потом они постояли спиной к башне. Лицом к городу. Вечерело. Город под желтым солнцем опять казался живым, не тронутым войной. Блестящими клинками врезались в него длинные бухты, за мысом со знаменитым Константиновским фортом до самого горизонта искрилось море. Хоть и далеко оно, а морской запах был ощутим и здесь. А еще пахло сухой горькой травой, названия которой Коля не знал… Он вдохнул этот воздух. Вобрал в себя тишину, память и покой этих мест. И вдруг понял, что никуда ему больше не хочется. Поселиться бы в белом домике — вроде тех, что в Корабельной слободке, и ждать весны, читая книги и слушая, как трещит в печке огонь. А весна здесь, говорят, приходит рано. В наступившем тепле можно будет бродить по развалинам, прислушиваясь к загадкам старой жизни. Гулять у моря, отыскивая выброшенные на берег корабельные обломки…
Но разве тетушка согласится!..
Тетушку же теперь беспокоило одно: найдется ли извозчик для обратного пути?
К счастью, нашелся. Все тот же мужичок. Стоял внизу, дожидаясь, не появятся ли седоки с «Корабелки» до города. Обрадовался….
Обратно ехали резво. Колю клонило в сон. В гостинице он сказал, что совсем не хочет есть, и лишь под нажимом встревоженной тетушки сглотал принесенную в номер гречневую кашу и выпил молоко. И сразу лег. Татьяна Фаддеевна то и дело трогала его лоб. Жара не было.