Давно закончилась осада…
Шрифт:
— Зачем он тебе? — жалобно сказала Саша. — Страх какой.
— По носу… — пообещал Коля.
После этого все разошлись. Коля и Женя пошли к Лазуновым домой.
Коля вколотил в стену граненый гвоздь — в щель между камнями, которую угадал под штукатуркой. Сделал из шнурка петлю, повесил пистолет в аршине от рамки с осколком амфоры. Оглянулся на Женю:
— Ну, как?
Женя сказал, что хорошо. Потом спросил:
— Выходит, ты заранее все рассчитал? Для этого спора…
— Конечно… А что? — Коле вдруг почудилось в Женином голосе скрытое осуждение. И он сразу напрягся: — А что? Разве это
— Отчего же нечестно. Все по уговору, — успокоил его Женя. Правда, как-то скучновато. Но, возможно, он просто завидовал в душе. Потому, наверно, и спросил: — А Татьяна Фаддеевна позволит тебе держать дома настоящий пистолет?
— Конечно, позволит! Ей-то что!
…Татьяна Фаддеевна не позволила. Увидев на стене грозное оружие, она подняла крик. Даже не совсем приличный для образованной дамы. Дала волю всем своим чувствам и женским страхам. Смысл ее отчаянных возгласов сводился к тому, что Коля обязан «сию же минуту отнести этот ужас на свалку, пока он не взорвал весь дом!».
Коля, у которого хотели отобрать его надежду и радость, тоже потерял сдержанность (потом даже стыдно было). Он кричал в ответ (и пустил слезу), что женщины вот ни настолечко не смыслят в оружейных делах. Ну, как, скажите на милость, может взорваться пистолет, который вовсе не бомба и в котором даже нет ни крупинки пороха?
— Вот, посмотрите сами! Загляните сюда, в дуло!
— Не подходи ко мне с этой гадостью!
— Здесь и кремень-то совсем сбит! И пружина совершенно слабая, курок почти не щелкает! — врал уже напропалую Коля.
— Я сказала: выбрось эту мерзость!.. Зачем тебе оружие? Разве ты солдат? Или бандит?
— Вы же сами хотели, чтобы я стал военным! Толкали в корпус!
— И очень жаль, что не сумела затолкать! Там тебя приучили бы слушать старших!
Вот она дамская логика!
Дошло уже до того, что Коля пообещал (совсем уже со слезами): если тетушка заставит его унести пистолет, то он унесет — пожалуйста! — но домой после этого не вернется. Останется жить в какой-нибудь разбитой хате. Татьяна Фаддеевна прореагировала безжалостно:
— Ты там умрешь от страха в первые пять минут!
— С пистолетом не умру!
К счастью, пришел в гости доктор Орешников. Со свойственным деликатному мужчине спокойствием разобрался в причине спора. Уговорил Татьяну Фаддеевну и Колю умерить горячность. Осмотрел пистолет. Подтвердил, что «этот музейный экспонат» и в самом деле не опасен.
— Если, конечно, не пытаться заряжать его порохом и пулями. Но, я надеюсь, Коля достаточно благоразумен…
Коля тут же поклялся в своем благоразумии. И, катясь дальше по наклонной плоскости греха, с жаром наврал, что у него нет никаких боеприпасов. Мало того, он вынул из куркового зажима кремешок (поскольку помнил о запасном) и торжественно бросил его на кухне в мусорное ведро.
Тетушка с мучительным стоном сдалась. При условии, что, когда она дома, «этого предмета не должно быть на стене». Коля тут же затолкал пистолет под свой диванчик…
А на ночь он положил пистолет под подушку. Опять захотелось плакать, Коля всхлипнул, погладил деревянную рукоятку, будто шейку живого существа. Но… пистолет не отозвался на ласку. Он лежал под подушкой, холодный и твердый. Чужой.
Почему?
«Выходит, ты заранее все рассчитал?» —
«Ну и что? Разве нельзя рассчитывать заранее, когда заключаешь пари? Разве это нечестно?»
«Отчего же нечестно? Все по уговору…»
Коля опять потрогал пистолет. А будет ли он защитой от страхов? Почудилось, что да. Коля представил ночные развалины, и они теперь показались ему совсем не такими жуткими, как прежде. И если даже идти к могиле капитан-лейтенанта Банникова, то с пистолетом не так уж боязно… Однако же какое-то сомнение продолжало точить Колю. Он так и не разобрался, уснул.
Утром в школе было много разговоров о вчерашнем пари. Спрашивали Колю, правда ли, что выпуклая льдинка дает огонь. Коля не скрывал, что вычитал об этом в книжке. Фрол в разговорах не участвовал. Будто его все это не касалось. Женя тоже не заводил разговора о пистолете, даже не спросил, как отнеслась к нему тетушка. А вообще-то он держался обычно, разговаривал как всегда, по-дружески. Только… только показалось Коле, что Женя иногда слишком быстро отводит глаза. Но, наверно, и вправду только показалось. Немудрено после вчерашнего…
Дома Коля опять водрузил пистолет на стену — Тё-Тани не было.
— Побудь здесь хоть немного, — шепнул он пистолету.
Вещи иногда умеют мысленно разговаривать с людьми. И Коля понимал, что с Фролом пистолет, конечно же, разговаривал. Но сейчас пистолет молчал, глядя вниз длинным опущенным стволом…
А собственно говоря, как он сумеет помочь Коле одолеть его страхи? Не будешь же таскать его каждый раз собой, когда надо идти по темной улице. Да и не ходит Коля один… И боязнь экзаменов пистолетом как прогонишь? Ведь не станешь палить в хрестоматию по греческому языку! И не потащишь его с собой в гимназию!.. Можно взять пистолет разве что в баню, если пойдешь мыться один. Но и там от него какой прок? Стрелять в трюмника Ерофейку, если тот вдруг высунет голову из-за печки? А зачем? И как потом жить, если по своей трусости погубишь безобидное добродушное существо? (Да и нет на свете никаких трюмников!)
А Женин уходящий в сторону взгляд? Словно тому неловко за Колю. Может, и почудилось, а может… Смирный и застенчивый Славутский в вопросах совести всегда чуток, будто магнитная стрелка. Может, и не скажет ничего, а в глазах читается: «Это нехорошо…»
Значит, появилась в их дружбе трещинка? Пускай самая незаметная, а все-таки…
Коля затолкал пистолет за поясок и стал одеваться.
Фрол жил в двух сотнях шагов от Колиного дома, в косой приземистой хате под ярко-рыжей черепицей. Когда Коля подошел, он таскал на сколоченных из трех досок санках закутанную сестренку. Покосился, сказал неловко:
— Вот катаю, пока зима. А то не сегодня завтра все потает… — Санки скребли полозьями то по слежавшейся полоске снега у ракушечной изгороди, то по мерзлой земле.
— Фрол, держи… — Коля рукоятью вперед протянул пистолет.
Фрол уронил веревку, сдвинул на затылок суконную шапку.
— Это… с каких щей?
— Ну, с таких… Все равно он твой. А не мой… Я же чувствую… И тетя Таня не позволяет.
Фрол привычно щелкнул по губе.
— Это ваше с тетушкой дело. Я-то при чем? Что утеряно в спору, то обратно не беру. Может, в Петербурге не так, а у нас это не по закону…