Давший клятву. Том 2
Шрифт:
– Вот буря, – прошептала она.
– Когда я был молод… – проговорил Шут.
– Да?
– Я дал обет.
Шаллан кивнула с распахнутыми глазами.
– Поклялся, что всегда буду там, где я нужен.
– И такое случалось?
– Да.
Она выдохнула.
– Как выяснилось, мне следовало быть точнее, потому что это самое «там» может оказаться – в строгом смысле слова – где угодно.
– Это… как?
– Честно говоря, «там» – по сей день – представляет собой случайное место, от которого никому нет никакой пользы.
Шаллан
– И с чего вдруг, скажи на милость, я вообще разговариваю с тобой?
– Шаллан! – ошеломленно воскликнул он. – Если бы ты разговаривала с кем-то еще, он не был бы мной.
– Так уж вышло, Шут, что я знаю многих людей, которые не ты. И кое-кто из них мне даже нравится.
– Будь осторожнее. Те люди, которые не я, склонны к внезапным приступам искренности.
– А это плохо?
– Разумеется! «Искренность» – это слово, которое люди используют для оправдания своей хронической тупости.
– Ну а мне нравятся искренние люди, – заявила Шаллан, поднимая кружку. – Просто восхитительно, как они удивляются, когда их спихивают с лестницы.
– О, а вот это жестоко. Не надо толкать людей с лестницы за то, что они искренние. Надо это делать с тупицами!
– А если человек одновременно искренний и тупой?
– Тогда беги от него.
– Вообще-то, мне нравится спорить с такими людьми. На их фоне я выгляжу умной, и Вев знает, это всегда оказывается кстати…
– Нет, нет. Шаллан, ни в коем случае не спорь с идиотом. Ты же не воспользуешься своим лучшим мечом, чтобы намазать масло на хлеб.
– О, но ведь я занимаюсь наукой. Мне нравятся вещи с любопытными свойствами, а глупость – самое интересное из них. Чем больше ее изучаешь, тем дальше она от тебя ускользает – но в то же самое время чем больше ее приобретаешь, тем меньше в ней смыслишь!
Шут глотнул вина.
– В какой-то степени правда. Но ее трудновато обнаружить, потому что собственную глупость – как запах собственного тела – мы редко ощущаем. Таким образом… если поместить двух умных людей в одну комнату, в конце концов они неизбежно отыщут свою общую глупость и вследствие этого станут идиотами.
– Глупость как дитя – чем больше кормишь, тем больше растет.
– Глупость как модное платье – в юности выглядит очаровательно, но в пожилом возрасте смотрится плохо. И хоть ее свойства уникальны, глупость до жути широко распространена. Общее количество глупцов на планете приблизительно совпадает с ее населением. Плюс один.
– Плюс один? – переспросила Шаллан.
– Садеас считается за двоих.
– Э-э, Шут… он мертв.
– Что? – Шут резко выпрямился.
– Кто-то убил его. Э-э… мы не знаем кто.
Следователи Аладара продолжили выслеживать виновного, но к тому моменту, когда Шаллан покинула Уритиру, расследование застряло.
– Кто-то
– А что бы ты сделал? Помог ему?
– Клянусь бурей, нет. Я бы аплодировал.
Шаллан широко улыбнулась и глубоко вздохнула. Ее волосы снова стали рыжими – она позволила иллюзии отклониться от образца.
– Шут, – стала она серьезной, – почему ты здесь? В этом городе?
– Я и сам не знаю.
– Прошу тебя. Можешь просто ответить?
– Я ответил – и был честен. Шаллан, я могу знать, где должен быть, но не всегда знаю, что мне надо там делать. – Он побарабанил пальцами по столу. – А ты почему здесь?
– Чтобы открыть Клятвенные врата, – сказала Шаллан. – Спасти город.
Узор загудел.
– Какие возвышенные цели.
– А разве смысл целей не в том, чтобы подталкивать человека к чему-то возвышенному?
– Да, да. Целься в солнце. В этом случае, если промахнешься, твоя стрела, по крайней мере, упадет далеко и тот, кого она убьет, скорее всего окажется человеком, которого ты не знаешь.
Трактирщик избрал этот момент, чтобы принести еду. Шаллан не чувствовала себя особо голодной – при виде всех этих голодающих снаружи у нее пропал аппетит.
На маленьких тарелках лежали рассыпчатые лепешки из духозаклятого зерна, увенчанные сваренными на пару кремлецами – разновидностью под названием «скрип», с плоским хвостом, двумя большими клешнями и длинными антеннами. Кремлецов нередко употребляли в пищу, но это была не очень-то изысканная трапеза.
Единственной разницей между блюдами Шаллан и Шута были соусы – сладкий для нее, пряный для него, хотя соус подали в чашечках. Поскольку с продовольствием было туго, кухня не готовила отдельно мужские и женские блюда.
Трактирщик нахмурился, увидев ее волосы, покачал головой и ушел. Шаллан подумала, что он наверняка привык к странностям, которые творились вокруг Шута.
Шаллан посмотрела на свою еду. Может, отдать кому-нибудь? Тому, кто заслужил это больше, чем она?
– Ешь, – велел Шут, а сам встал и подошел к оконцу. – Не растрачивай впустую то, что тебе дают.
Она с неохотой подчинилась. Еда была не очень-то вкусная, но и не ужасная.
– Сам-то не собираешься есть?
– Спасибочки, я достаточно умен, чтобы не следовать собственным советам, – рассеянно бросил он.
За окном следовала процессия культа Мгновений.
– Хочу научиться быть такой, как ты, – заявила Шаллан и почувствовала себя глупо.
– Нет, не хочешь.
– Ты забавный, очаровательный и…
– Да, да. Я, шквал меня побери, такой умный, что в половине случаев сам себя не понимаю.
– …и ты меняешь ход событий, Шут. Когда ты пришел ко мне в Йа-Кеведе, ты все изменил. Я хочу уметь так делать. Хочу уметь изменять мир!
Он совершенно не заинтересовался едой. «А он вообще ест? – призадумалась Шаллан. – Или он… словно какой-то спрен?»