Дай мне! (сборник)
Шрифт:
– Здравствуйте.
– Привет! – обрадовалась я.
– Привет, – холодно произнесла Волкова, всем своим видом показывая, что она достойна рукоплесканий, машины и цветов, а не приветствий «малолетки». Она таковыми считает всех молодых людей в возрасте до двадцати шести лет без машины. Машина мужчину красит. Прибавляет значительности.
Тем временем подошли все остальные: какие–то незнакомые мне мальчики, девушка с головой, похожей на яйцо, облепленное светлыми волосами и Нигер. Тот самый, с цепью. Это, видимо, не входило в планы Волковой, так что весь оставшийся вечер она просуществовала с кислой
Мы гуляли до «Озерков» и обратно, пили пиво, а потом пошли в парк за железнодорожным полотном и компания Дени принялась петь песни. Разожгли костёр. Девушка пискливым голосом пела: «Это мир, здесь живу я. Здесь живёшь ты и наши друзья…» и щипала гитару. К Волковой привязался невысокий плечистый Миша. Я сидела напротив них на скамейке. Деня взял гитару.
– …Что ж ты смотришь так пристально? Не твоя я теперь. За два года я встретила очень много парней…
Я встала и ушла за какой–то куст, так как пиво неудержимо рвалось наружу. Потом пошла обратно и увидела поодаль компании на берегу широкоштанинную фигуру. Фигура принадлежала Нигеру.
– Привет ещё раз, – чересчур весело сказала я, глядя на него пьяными глазами.
«В те–мноте очертанья тают, тают, тают в темноте–е. Я ищу губами губы, только понимаю, что не те…»
Не помню, каким образом всё случилось, но через минуту я была в Нигерских объятиях, он дышал мне в лицо, приоткрыв губы. Потом поцеловал. Крыша подождала чуток и съехала. Нигер оказался сильным, приятным на ощупь, как молодой конь. Наглость, смешанная с детскостью хлынула на меня из его глаз и я, прощально булькнув, утонула в ней. Другими словами, целовались мы с Нигером до тех пор, пока на нас не набрёл Миша, собравшийся пописать. Миша вежливо ойкнул и удалился. Мы с Нигером бухие обалдело уставились друг на друга, потом пошли к костру.
Волкова, подлая рожа, всё поняла и многозначительно мне подмигивала до посинения, как контуженная. А Деня как ни в чём не бывало пел песню за песней – и все по–солдатски жалостливые, мол, бросили меня бедного–несчастного все на свете. Но глаза всё равно полны пофигизма. Я так не смогла бы всё время. Я не могу ко всему относиться ха–тьфу, потому что не знаю чего–то такого, за что можно спрятаться. А Деня знает, всех своих убитых друзей. Были и нет. На его глазах. И поэтому в глазах пусто.
Он пел и смотрел на меня. А я – на него. И думала: «В голове моей бар–рдак!»…
…Пришла домой опять поздно. Опять началось: «Сколько можно? Ночь на дворе, а она ходит неизвестно где! Последний раз чтоб такое было!» Я кивнула. А что ещё делать? Не обещать же в самом деле, что буду рано приходить. Не буду ведь.
Всё прах и суета сует.
Всё ложь и… полнейший бред!
Всё – крик порвавшейся струны.
Весь мир сегодняшний – о, сны…
Сны ни о чем,
Сны ради сна…
…Деня опять сидел на скамейке, сгорбившись, уставясь в куст. Я на трезвую голову вспомнила всё, что было вчера и подумала: «Э…э…»
Деня поднялся и просто сказал:
– Привет. Я тебя провожу.
Все лекции вместо преподавателя перед моими глазами стоял Нигер. И было такое чувство, что я упустила что–то важное и надо это важное обязательно вернуть. Иначе… А что иначе? Неизвестно. Нигер живёт на Юго–Западе. Это час на метро от меня. А Деня – вот, рядом. Провожает.
Он сидел
Я пришла домой, отметив опять в подъезде: «WU–TANG Clan» (эти слова скоро мне в кошмарах сниться будут). Села на кровать и принялась думать, что же мне делать. В ответ раздался телефонный звонок.
– Это общежитие? Людочку позовите, пожалуйста! – просюсюкали в трубку.
– О! – обрадовалась я – Волкова! Тебя–то мне и нужно! У меня проблема!
– В рэппера влюбилась, да? – радостно высказала Волкова свою догадку.
– Как его найти?
– Каком. Пойдём с тобой опять гулять с этим больным Деней. У него, по–моему, от Чечни совсем кукушка съехала. Там и будешь со своим обжиматься.
– Он может не прийти! Он на Юго–Западе живёт!
– Если не придёт, спросим телефон. У кого–нибудь из компании, – Волковой было приятно, что она такая догадливая и даёт советы.
– Ладно. Только телефон ты просишь. Я стесняюсь.
– Ла–а–адно, бегемотик, – сделала одолжение Волкова – А Людмилочки нет?
– А она, знаете ли, ванну принимает! Вот! Уже вытирается!…
Нигера не было. Была девушка–яйцо и Миша. И ещё Деня. Мы сидели в «Толстяке» и пили пиво. Ставил Деня. Он веселился и был в своём пофигизме и широте красив. Волкова всё время искала глазами какого–нибудь мужчинку, чтобы сначала глядеть на него, а потом отмахиваться от приставаний. Я сидела как на иголках. Будто и в правду кто–то колол ими солнечное сплетение. Хотелось вскочить и бежать, бежать, бежать, крича при этом во всё горло, чтобы расплескать в себе это чудовищное нетерпение.
Волкова наконец откликнулась на мои отчаянные взгляды, дождалась, когда Деня и Миша пойдут пописать, и с деланным равнодушием спросила у девушки–яйца:
– А этот… как его… широкоштанинный…
– Паша!
– Ага, Паша… Ты его телефон не знаешь? У меня брат хочет с ним поговорить об одном деле.
Как это Волкова ловко придумала про брата, молодец. Девушка порылась в сумочке и даже нашла для Волковой листочек, написала на нём: «Павел, 142 34 75».
Волкова сдержанно поблагодарила, сунула бумажку в карман. Пришли Миша и Деня. Пошли нас провожать, разделившись: Миша с Волковой, Деня со мной и с яйцеголовой. Девушка как–то быстро исчезла, Деня взял меня за руку. Довёл до подъезда. Стоял, смотрел в глаза, потом обнял и хотел поцеловать. Я извернулась, как ящерица, виновато похлопала ресницами и улыбнулась. Влетела к лифту, не заметив даже надписи по дороге. Потом долго стояла на третьем этаже, дожидаясь пока Деня уйдёт.
А через десять минут я уже звонила в квартиру к Волковой. Та вышла полураздетая, широко зевая. Сунула мне бумажку.
– Что бы ты без меня делала! – сказала важно и тут же скинув своё томное выражение лица:
– Знала бы ты, как я от этого идиёта Миши отпинывалась! Хрен я ещё пойду с этими даунами!
– И я хрен пойду, – автоматически повторила я.
Мама опять принялась возмущаться и напомнила мне, что времени много и звонить Нигеру будет неприлично.
Это с одной стороны.