Шрифт:
Ранним утром, в тридцать первый день декабря, двенадцатилетний Дайко делал то, что удается детям его возраста лучше всего – он спал. Сон его был необычным, холодным и беспокойным, но всё равно приятным развлечением, одним из немногих, которые он мог позволить себе в канун Нового года. Дайко был сиротой, ни друзей, ни близких. Три дня назад он потерял работу в порту из-за того, что задержался всего на несколько минут на недавно залитой ледяной горке. А вчера он остался и без жилища. Хозяин грязной коморки, которую он снимал, выволок его за волосы на двор, рассердившись
Праздник был всего в одном дне на календаре, а зима до сих пор так и не приоткрыла свой белый занавес. Жители города Грубретеп, сгибаясь от сырости и холода, желали, чтобы снег скорее заполнил собой закоулки и улицы, тосковали по его приятному хрусту и мягкому свечению. И вот с неба упала снежинка. За ней ещё и ещё одна. Нарядные и сверкающие они танцевали, вращались, летели, разглядывая город, улицы и витрины. Будто старые приятели примечали знакомые им углы и дома. Пролетая мимо сада Вадупак, они устремились внутрь, в надежде увидеть любимые аллеи, покрыть собой их одинокие пустоты и безлюдные линии, удивились, увидев Дайко, и, налетев на него, начали перекатываться по его лицу и носу, хватать за брови и за уши.
От этого новогоднего волшебства Дайко и проснулся. Всё вокруг было теперь покрыто белыми бабочками, они искрились, мелькали и забавно таяли, попадая в облако его дыхания. За ночь мальчик продрог. В это холодное время одет он был совсем по-осеннему: легкое короткое полупальто, старая линялая тряпка вокруг шеи, закрывавшая ночью и голову, шерстяные дырявые брюки, ботинки на стёртой подошве и рабочие перчатки, выданные ему в порту. Солнце приятно согревало ему лицо, и он подставил его лучам свои замёрзшие ладони.
Город теперь рядился к празднику, повсюду были волнение и беготня. Дайко собирался пойти на центральную площадь к господину Тику – большим круглым часам на городской башне. Сначала через торговые улицы мимо съестных витрин, раскрашенных огоньками свечей, со всевозможными хлебами, сырами и колбасами, накормить глаза и воображение. Потом через вокзал вдоль рабочих столовых, полных в этот утренний час, напитать слух звоном тарелок, стуком ножей, представлениями о сытом и лакомом завтраке. Далее, подходя к площади, искупаться в ароматах кондитерских и пекарных лавок. А потом до самого вечера слушать вместе с господином Тиком новогодний концерт, составленный из мишуры песен, смеха, криков, топота и цокота, наблюдать за счастливыми картинами праздничного вечера, лицами спешащих прохожих – озабоченных, восторженных и влюблённых, заглядываться до головокружения на карусель, на смеющихся и покачивающихся в так её кружению детей. А в полночь будет салют, и будут крики и поздравления, и господин Тик будет петь ровно в двенадцать, и все станут поздравлять и угощать друг друга, и Дайко, конечно, кто-нибудь угостит. И это будет настоящий пир, что-нибудь тёплое, не остывшее и очень-очень вкусное. И два «обужина» будут в один день, так Дайко называл одновременные обед и ужин. А потом
Снег стал сыпать сильнее, погода стояла тёплая, и он таял. Дайко боялся, что его пальто промокнет и решил поскорее покинуть сад. Уже наступило время завтрака, но Дайко давно перестал иметь привычку регулярно подкрепляться с утра. Денег у него совсем не было, и он решил не заботиться пока о еде, ждать до обеда. Мысли его были заняты воспоминаниями о прежних сытых днях, и он шёл, не замечая ничего вокруг. Внезапный окрик остановил его. Навстречу ему спешил какой-то запыхавшийся старик. В руках его сотрясалась трость, полы опрятного пальто были расстёгнуты, лицо было подавленным и взволнованным.
– Здравствуйте, юноша. Меня зовут Орбод, несчастный Орбод, я очень прошу, вы можете мне помочь? Ведь у вас быстрые, быстрые ноги. И для вас это будет совсем не сложно, совсем не составит труда.
– А в чём собственно дело? – нахмурившись, спросил Дайко.
– Видите ли, моя собака, моя непослушная Кусака, бросилась в погоню за белкой. А она всегда возвращается очень скоро, боится оставаться одна. И вот я жду её тут уже целый час, а её всё нет. Я стар и совсем ослабел. Не могли бы вы отправиться на её поиски? Она должна быть тут, в саду, где-то совсем недалеко, – и он с надеждой посмотрел на Дайко.
– Ну, я даже не знаю? Мне совсем не до того сейчас. А куда нужно идти? А сколько дадите?
– Сколько я дам?.. – и Орбод стал мять карманы, пытаясь нащупать монеты. – Видите ли, мы вышли на прогулку рано утром, и я, по обыкновению своему, не взял с собой кошелёк, так как часто терял его прежде. Но если вы отправитесь потом со мной, я смогу вас отблагодарить. Хотя вы могли бы просто помочь мне, угодить старику в честь праздника. Что скажете?
– Вот ещё! Лазить по кустам, по снегу, по грязи, да ещё и даром! Нет, это не для меня. Прощайте, – и Дайко хотел уйти, но старик остановил его.
– Постойте! Нельзя так! Вы должны мне помочь, просто обязаны! Я стар, взволнован, теперь Новый год, и нам всем стоит быть добрее и отзывчивее друг к другу! Если вы не понимаете этого, то вы очень скверно воспитаны. Где живут ваши родители, я непременно должен увидеть их?
– Никому я ничем не обязан! А родителей и сам бы с удовольствием увидел! Да только не знаю, где их найти. Незаконносложенный я! Привёз меня отец однажды к жене своей из дальних странствий, оставил и снова в путешествие отправился. А она меня ненавидеть стала с первых дней, растила, чтобы отомстить, всё против отца настраивала. Да только не вышло ничего у неё. Украл меня нищий дохающий музыкант, когда сидел я на террасе своего дома. Сунул в мешок, хотел руки-ноги обломать, чтобы через них возбуждать в проходящих жалость и так набивать карманы свои. Да помешало что-то ему, бросил меня одного скитаться. Давно это было.
Испуганно посмотрел старик на Дайко, замешкался, а тому только того и надо было, развернулся и пошёл прочь.
Конец ознакомительного фрагмента.