Дайлети. Принц
Шрифт:
– Я не люблю эти сны, потому что в них тепло и уютно, а когда я просыпаюсь, то вспоминаю, что все это было ложью. А мой самый нелюбимый сон - про полет: крыло к крылу мы ловим с Каем восходящий поток воздуха, оставляя землю далеко внизу. Я вижу, как огромен и прекрасен наш мир, а потом.... Потом Кай клюет меня в голову - в самое темя - и я падаю. Прямо на острые камни внизу. Иногда у меня получается проснуться до падения. Но редко.
– Я не могу поверить, что ты совершил нечто настолько ужасное, что заслужил Изгнание! Да еще в шестнадцать лет!
– проговорила Росана, не скрывая горечи
– Просто так не изгоняют, Росана. Я надеюсь, что однажды вспомню, за что получил такой приговор! Смогу искупить свою вину и вернуться. Но и боюсь того, что могу вспомнить....
– Это больно?
– Изгнание?
– Да.
– Больно.... В первый день Старейшие спрашивают родственников, лишают ли они преступника защиты рода. На второй - стирают воспоминания. Старейшие работают не с мозгом - это было бы слишком просто. Они стирают память души. Ощущение такое, будто с тебя срезают кожу пластами! На третьи сутки обрывается Связь.... И ты понимаешь, что, кричи не кричи, никто и никогда не придет к тебе на помощь. Никто не назовет тебе Истинного имени. И не позволит назвать свое....
– Твои сородичи ненавидят тебя?
– Нет.... Просто не считают своим, что гораздо хуже.
– Я слышала,...
– неуверенно начала Росана.
– Что иногда Изгнанники не выдерживают самой процедуры.... Или накладывают на себя руки сразу после.
– За всех не скажу - но лично я был слишком зол на Кая, чтобы думать о самоубийстве. Эта злость помогла мне продержаться первое время. А потом... я поступил в Академию, началась учеба, работа.... Отвлекся кое-как.
– Ты и сейчас так делаешь!
– заметила Росана, поудобнее устраиваясь в кресле. Кирим молча протянул ей покрывало, в которое женщина с удовольствием укуталась.
– Как?
– Целиком и полностью погружаешься в дела и заботы, чтобы не было времени думать и беспокоиться....
– Наверное, Вы правы, - задумчиво отозвался Принц.
– И, конечно же, Вы специально стали меня обо всем этом расспрашивать.... Хотите, чтобы я вспомнил все то хорошее, что было в моей жизни связано с Каем.... Чтобы я постарался его понять и простить. Но... я умом его понимаю. Знаю, что не мне, не прожившему еще и четверти века, оспаривать его решения! А простить все равно не могу! Потому что все те годы, что он был рядом со мной, он никогда не относился ко мне с пренебрежением и той долей превосходства, которая, как правило, свойственна взрослым по отношению к детям. Мол, мы лучше знаем.... Нет, Росана. Он всегда интересовался моим мнением и моими желаниями. Всегда очень внимательно слушал.... Никогда не отворачивался.... И не говорил: "Так надо". Я всегда знал, почему "Так надо". И искренне не понимаю, из-за чего вдруг разом лишился его доверия. Почему стал недостоин того, чтобы получить самое, что ни на есть, простое объяснение!
– Мне так жаль, Кирим, - прошептала Королева, вновь легонько коснувшись его руки.
– Но, мне все же хотелось бы, чтобы однажды вы все выяснили между собой и помирились....
Принц ей ничего не ответил. И руку убирать не стал. И даже
Глава 26
После всех ужасов и переживаний последних дней и Риврану, и Росане, и Кириму хотелось мирной - спокойной и домашней - Пограничной Ночи. Чтобы просто посидеть у камина возле наряженной ели. Попить горячего вина с пряностями. Загадать желание в полночь. Полюбоваться на фейерверки с крыши дворца. Запустить собственные, чтобы яркие огни смешались в небе с белоснежными пушистыми снежинками. Покататься на коньках, оглашая окрестность радостными, не совсем подобающими правителям целой звездной системы воплями. Поваляться в снегу, любуясь на сумасшедшие яркие звезды. Поговорить. Обо всем и ни о чем.
Это была чудесная Пограничная Ночь. Почти такая, о какой они мечтали, но за одним маленьким исключением. Они не могли забыть о том, что произошло. Хотели, но не могли. Кирим не прятал лицо за маской во Дворце - пробовал, но Росана так на него посмотрела, что он тут же деактивировал дымку. И потому забыть не получалось. Ни у Короля с Королевой, ни у Принца. Поймав на себе очередной полный сочувствия взгляд, Кирим вспылил:
– Не надо меня жалеть! Я не девчонка, чтобы из-за лица переживать!
– Но, Кирим.... Дело ведь не в том, как ты выглядишь.... А в том, кто это сделал с тобой! А еще в твоей гордости, которая не позволяет тебе признаться хотя бы самому себе, что тебе это причиняет боль! И попросить о помощи!
– Росана была необычайно прямолинейна и тверда в своем стремлении достучаться до приемного сына.
– Мне. Это. Не мешает, - по слогам возразил ей Кирим.
– Лучше посочувствуйте будущей Принцессе. Представляете, какое ее ждет разочарование, когда я сниму маску после свадебной церемонии?
Шутка вышла никудышной, потому что доля шутки в ней стремилась к нулю. Росана хотела отчитать Кирима за такое отношение к себе и окружающим, но пламя в камине взметнулось вдруг особенно высоко, а Принц, пожалуй, впервые за эти дни смотрел прямо на нее, желая доказать, что шрамы его отнюдь не смущают, и она заметила это:
– Твои глаза, Кирим!
– потрясенно выдохнула Королева.
– А что с глазами-то не так?
– мрачно поинтересовался наследник. Сам он первый и последний раз приглядывался к своему отражению в зеркале еще в медблоке на "Самараке".
– Они зеленые, Кирим!
– она схватила Короля за руку и потянула к себе.
– Посмотри, Рив! Они же и вправду зеленые!
Суон им не поверил и кинулся к зеркалу, висящему над камином. И, разумеется, ничего не увидел, потому что было темно.
– Свет!
– скомандовал он домашнему компьютеру и долго всматривался в свое отражение. Форма глаз по-прежнему принадлежала тому мальчику, в теле которого Кирим проснулся 10 месяцев назад. Но вот их цвет.... Радужка стала действительно ярко зеленой. Совсем, как раньше. До перемещения.