Даймон
Шрифт:
Пожал плечами товарищ Север. Ему откуда знать? Сами мы не местные, живём на вокзале…
— Пошли, Алёша, поглядим! Пошли, пошли!..
За мостом — пробка. Оцепление стоит мертво, машины не пропускает. Людей, конечно, не остановишь, рынок рядом. Потому коридорчик устроили, чтобы по одному просачивались. Но не все на рынок спешат, кому и поглядеть охота. Не каждый день горотдел, твердыня стражей порядка, чёрным дымом народ радует.
Толпа! Локоть к локтю, плечо к плечу. Фотоаппарат
— Перед рассветом рвануло. Темно ещё было, спали все…
— Я видела, видела! Сначала рвануло, потом со всех сторон занялось, и сверху, и…
— Электропроводка.
— Ага, самонаводящаяся. Вертолёт это был, военный. Три ракеты засадил! Потому и пожарных не сразу вызвали, боялись, гады…
— Теперь не потушат, поздно!
А впереди, за густым оцеплением, за пожарными машинами — дым. Где, чёрный, где белый, только ясно — амба зданию, хорошо если соседние спасти удастся. Стоял серый монстр о семи этажах, силу и порядок олицетворял…
Где он теперь?
А в толпе опять про взрывы, про вертолёт, про ракеты, не простые — зажигательные, специальной дрянью начинённые, чтобы не гасла, напротив, пуще разгоралась. И про то, сколько стражей порядка в сером здании сгорело, дымом задохнулось. Немного — то ли трое, то ли четверо. Гуманисты, они, вертолётчики, в воскресенье перед рассветом наведались. Если бы в полдень, в рабочий день…
— Алёша, неужели правда? Насчёт вертолёта?!
Развёл руками товарищ Север, поглядел недоуменно. Откуда ему знать?
— Не думаю, Ева. Какой вертолёт! Сторож керосинку заправлял…
Сам же не выдержал — улыбнулся.
Ноу-хау! А насчёт вертолёта — удачно вышло. Сразу поверили, подхватили!
— Снимки Игорю покажем. Порадуем!
Вот и телевидение, куда без него? Наставили камеры, микрофоны тычут. Что скажете, люди добрые, как прокомментируете? Один, самый смелый, с камерой на горбу за оцепление проскользнул. Кинулись к нему стражи порядка, мрачные, с «демократизаторами» наперевес. Не вышло! Вслед за телевизионщиком ещё трое просочились. Менты к парню — они к ментам…
Ой!
Двое стражей порядка на земле пластом, третий присел, скорчился, подняться не может. Даже не поймёшь, почему и как, слишком быстро все…
— Ментов бить начали!
Уверенно констатировали, радостно. И не возразил никто. А чего возражать? Если горотдел горит, чёрным дымом исходит, ещё и не такое случиться может.
— Это им, ментам поганым — за Десант!
Быстро сообразили. Понятливые!
— Алёша! Выходит, ты все заранее знал? Ты же вчера вечером велел фотоаппарат взять! Ты же… Тебе Севе… Семён сказал? Ты… Ты такой молодец, Алёша!..
Дорожка 6 — «Czerwone Maki na Monte Cassino»
Слова Феликса Конарского, музыка Шутца (обработка).
Исполнительница неизвестна.
(4`56).
Знаменитая польская песня,
К больнице Алёша подходил не без опаски. Пост у палаты Игоря убрали, и следователь надоедать перестал, но так до сегодняшнего утра было. Мало ли что озверевшим ментозаврам в голову взбредёт? Дуболомы у двери — ладно, а вот «мышеловка» (всех пускать, никого не выпускать) уже опаснее. Зачем товарищу Северу ясным месяцем светиться?
Но и отступать поздно. Не отправишь же Еву в авангард, как Матросова на амбразуру. Раз договорились…
Дочке Профессоровой, понятно, хоть бы хны. С шага на бег переходит, с первой космической сразу на третью. Не осудишь, не удержишь — первый раз девушку к Игорю пустили. Тем более, не просто идёт, с гостинцами — с теми, что в сумке, и с теми, что на фотографиях.
Алёша не удерживал, лишь время от времени за руку брал. Не беги, уже пришли.
А если бы Игоря убили? Куда бы они с Евой сегодня спешили?
Возле входа — больничный народ в стираных халатах, никого в форме. В холле тоже, и у лифта, и в коридоре. Возле палаты — пусто. Ева не выдержала, вперёд бросилась, рывком дверь открыла…
Дёрнуло Алёшу. Бог весть, чего боялся. Окрика «Стой, стреляю!»? Паранойя…
Те, в аптеке на Костомаровской, не боялись. Смело горели!
И только когда в палату заглянул…
— Женя! Алексей! Ребята, смотрите, кто пришёл!.. Женя!..
…Ясно стало: не в узилище попали — на праздник. Торт на столе, рядом ваза с цветами, из-за неё бутылка коньячная выглядывает.
— Хорст! Хорст!..
Пока Женя-Ева Игоря обнимала, по бинтам и по гипсу гладила, Алёша к стеночке отступил, мешать не желая. Своё дело сделал, девушку к другу в целости-сохранности доставил, можно в сторонке обождать.
Не тут-то было.
— Алексей! Парни, это же наш демократ! Дуй сюда, Алексей, чего топчешься?
Узнали! И он узнал — всех троих, что возле койки Игоря собрались. Хоть и в штатском, без повязок и значков, а не спутаешь. Вместе тогда на улице стояли, в одном ряду. Двоих только в лицо помнил, а третий…
— Помнишь, Алексей?
— Привет, Степан! Уже без повязки?
Степан Квитко, жертва злодейской гайки. Тот, с которого все и началось.
— Живой, демократ? И молодец!
За плечи обхватили, усадили на стул, коньяка плеснули в пластиковый стаканчик.
— Погодите, погодите!
Это уже Ева. Только-только от Игоря оторвалась — и в сумку за фотоаппаратом.
— Вы ещё не видели! Ещё не видели! Тут такое!..
— …Ребята, ребята, не увлекайтесь. Никакого вертолёта там реально не было. Вы что думаете, над городом кто хочет, тот и летает?