Дайте мне меч, и я переверну мир!
Шрифт:
Все-таки своя шкура дорога.
На лице Томаша расплылась самодовольная улыбка.
– Тогда вас ждёт смерть всякого вора – колесование, – равнодушно пожал плечами монах.
Вот эта поворот! Выбор, как говорится, голосуй или на кол. Пожалуй, я хочу уже свалить отсюда куда подальше. Лучше домой на диванчик, да перед телевизором, да с рыбкой, да с пивком… А лучше шашлычка бы, да с лучком. У меня выделилась слюна и на весь зал мое голодное брюхо издало недовольное урчание.
– Ну, ок, давайте свой суд! – буркнул я.
Выбор-то у меня какой?
Глава 2
–
Удивительно, что из его тщедушного стариковского тела мог исходить звук, который продирал до костей. Или мне так с перепугу почудилось?
Естественно, вызвался козлобородый детина. С самодовольной ухмылкой он вышел в центр зала.
– Я, сэр Урик, готов подтвердить право моего господина, его светлости герцога Томаша, на меч!
– Да будет так! – торжественно кивнул монах.
Я тоскливо подумал, что финал моей недолгой жизни выходит паршивый. Хоть бы накормили перед экзекуцией. Опять живот выдал ураган устрашающих звуков, и я в унисон ему громко икнул, злостно нарушая пафос ситуации.
Все присутствующие покосились на меня с немым негодованием. Лицо отца окончательно окаменело в маску презрения, как будто я виноват, что жрать хочу.
Томаш презрительно закатил глаза, мол, видите, какой из него избранный? Я так и хотел ему ответить, что получше некоторых. Лишь свидетели Томаша, не сдержавшись, хрюкнули.
Козлобородый встал напротив меня. И уставился холодными глазами как удав на кролика.
Но я кроликом-то быть не привык. Поэтому виду, что ссыкую не стал подавать, а так невзначай сделал козлу ручкой, мол, да пошёл ты.
Напротив нашей парочки выжидательно запрокинув руки встал монах. И… ничего не произошло.
– Чего ты медлишь? – едва слышно, сквозь зубы, прошипел мне козлобородый детина.
– Жизнь тебе продляю, – не растерялся я.
Проблема была в том, что я абсолютно не понимал, что надо делать. Зато было приятно смотреть, как вытянулось и побелело лицо козлобородого Урика.
– Ваша светлость, Эрик, прошу вас, прикажите мечу встать между вами и сэром Уриком! – с нетерпением присоединился монах к раздражению козлобородого.
Я смутился, поняв, что монах в этом нелепом виде ожидал сакрального действа от меня, и опять всё выглядело так, будто я над ними всеми издеваюсь или, ещё хуже, будто я трушу.
Я по-прежнему не вкупался, что делать. Но на удачу решил поиграть роль шизика и заговорил с мечом, по примеру монаха, напуская на себя побольше пафоса.
– Меч мой, вними моей просьбе, помоги нам с сЕром Уриком (спецом поизмывался я над сЭром, произнося словечко через «е» в стиле переводов Гоблина) отыскать правду. Встань между нами и позволь рассудить нас Триликому, ибо честь в нашем мире – превыше всего! – изрекая на свет эту престранную тираду, я с грустью осознавал, что мне суждено умереть для этого мира клоуном.
Поэтому, чтобы сохранить хорошую мину при плохой игре я приосанился,
Однако меч вдруг взял и преспокойно уплыв из моих рук, ударился в пол между мной и Козлобородым.
Отец аж наклонился со своего места. У Томаша и двух его покровителей покривились лица.
Сами же требовали от меня говорить с мечом, а потом удивляются, что меч меня послушал.
Монах одобрительно кивнул и вновь принял нелепую позу.
– Именем Триликого, заклинаю проявить правду в этом зале! Взываем к твоей справедливости, к силе и мощи, к славе и могуществу! Ты велик, ты прекрасен, – нараспев бормотал монах. – Яви же себя здесь и сейчас дабы и мы прозрели!
Монах осенил себя знамением и трижды хлопнул в ладони. И тут же в него ударил сноп синего света. Глаза загорелись таким же пламенем.
Он навел одну руку на меня другую на козлобородого Урика и выкрикнул:
– Ты есть правда! – прогрохотал голос монаха прямо у меня в башке, от чего на лбу выступила испарина и потекла по раскаленному телу холодной каплей. – Гори же пламенем справедливости!
И тут я ощутил, что реально горю весь. Тупо посмотрел на свои руки, они полыхали золотым. Поднял глаза на козлобородого, он весь пылал алым, даже глаза, что выглядело слегка мракобесно.
И вдруг раздался душераздирающий крик. Лицо козлобородого съёжилось и стало медленно стекать, как восковая свеча. От этого зрелища завопил и я.
Через пару мгновений всё было кончено – от козлобородого остались рожки да ножки. Горстка пепла на каменном полу.
Свет из меня бить перестал, а меч вновь свалился на мою многострадальную шею, точнее, оказался в моих трясущихся руках. Я чуть не тяпнулся на колени от натуги, силёнок в моем тщедушном теле уже совсем не осталось, теперь я понял истинный смысл выражения – валиться с ног от усталости.
– Мама, роди меня обратно, – пробормотал я, слегка ошеломленный таким трешаком.
Даже жалко как-то этого козла Урика стало, вот тебе и магия, а я-то думал – в сказку попал.
– Да славится суд Триликого! – прогрохотал монах. – Его светлость достойный Эрик – истинный хозяин родового меча!
После этих слов сноп синего света в монахе тоже погас.
Монах рухнул на колени. Двое других монахов, подбежав к нему, взяли его под руки и увели на скамью.
В зале висела гробовая тишина. Отец смотрел на меня в каком-то изумлении и кажется, даже виновато.
У Томаша и его родни шары выкатились из орбит, и лица корежились в каких-то дебильных гримасах. Казалось, ещё чуть-чуть и всё семейство хватит апоплексический удар.
– Итак, господа Крайкосы, – наконец нарушил всеобщее молчания мой отец. – Суд состоялся, мой сын невиновен перед Триликим, перед людьми и достоин родового меча!
Мне показалось или в голосе отца звучала гордость? Что скрывать, получить респект от такого солидного дяди было приятно.
Тут вперед вышел Томаш.
– Если в суде Триликого я не нашёл правды, пусть нас рассудит поединок! – чуть ли не с пеной у рта закричал Томаш.