Даже не мечтай!
Шрифт:
— Я не смог. Она рассердилась, кричала, кидала в меня чем попало, даже ранила уголками книги, я ушел, а потом заметил, что в глазах стало темнеть, руки ослабели, и по утрам…
Иссиэль понял. Утром все парни в казарме испытывают трудности с подъемом. Молодые, сил много. Симптомы походили на отравление мышьяком, впрочем, кто знает, чего способна намешать в еду опытная травница?
— Ясно, как ты дотянул до конца обучения?
— Пошел помогать садовнику. Он поил меня травяным чаем, становилось легче. И потом в саду можно было что-то перехватить.
Иссиэль
— А нож кто кинул? — продолжал давить единорог.
— Парень один, из старших, — черный отвел глаза, давая понять, что имя не скажет, — Аминта его к себе приглашала несколько раз, а потом прогнала.
Белый только головой покачал. Ревность страшное дело. Травница легко могла заморочить молодому единорогу голову, уверить его, что все еще любит черного, или наоборот, напеть ему, что юноша ее обидел. Не важно. Парня найдут, втолкуют что не прав и отправят к семье. Что же делать с Блеком?
— Почему же ты молчал так долго?
— Кто бы мне поверил? Она лекарка, уважаемая женщина, а я изгой.
— Тоже верно, а почему сейчас рассказал?
— Из-за Омиллон, — на губах парня расцвела улыбка, — она моя а-теллион.
— Единственная? — удивленно моргнул Иссиэль.
А-теллион это серьезно, это выбор не только человека, но и его второй сущности. С таким выбором не станет спорить даже верховная леди. А еще это значит, что с браком тянуть нельзя. Только вот на что способна Аминта, доведенная ревностью до регулярных попыток убийства?
— Я тебя понял, Блек, — Иссиэль устало потер глаза. — Сейчас разберемся с делом Лили, ты пока отъешься и поправишь здоровье, а когда вернемся буде решать, как быстрее устроить ваш брак с Омиллон.
Черный расцвел благодарной улыбкой, мужчины встали, позвали Лилию и отправились назад к тракту.
Между тем их появления в придорожной гостинице и не заметили. Во дворе шла драка. Отяжелевшие от выпитого и съеденного мужчины отбивались кнутами от более худощавых и гибких новобранцев, которых капрал на свою беду завел в трактир «водички попить». Возчики были крупнее и опытнее, но будущих солдат королевской армии было больше. В пылу трещали телеги других постояльцев, летали табуреты, рушились столы, билась посуда. Иссиэль быстро оценил ситуацию и дернул Блекрайна за рукав:
— Видишь, на крыше?
Черный не сразу сообразил, на что указывает старший товарищ.
— Залезь и опрокинь.
Хитрый трактирщик уставил прочную крышу навеса бочками с водой. Вероятно такую, нагретую солнцем воду и подавали в номера постояльцев, желающих искупаться в такую жару, все дровам экономия. Эти бочки и приметил единорог. Он подсадил мальчишку на высокий забор, а там уж Блек справился сам — побежал по краю, толкая бочки, заливая драчунов тепленькой водичкой. Драка на миг остановилась, и тут вмешался единорог,
— Именем короля! — пауза удлинилась. — Прекратить драку, иначе все участники будут отмечены магическим сыском! — и засветил на ладони небольшую зеленоватую печать.
Капрал тут же начал раздавать свои команды подчиненным, стращая их изгнанием «назад, коровам хвосты крутить», а трактирщик вылетел из здания с кружками сладкого вина. Люди опомнились, начали собирать мебель и поднимать потоптанных в общей свалке. И в этот момент выяснилось, что у некоторых есть ножевые раны, у многих — серьезные раны от кнутов, а еще несколько переломов, ушибов и целая пригоршня выбитых зубов.
Возчикам досталось меньше — они и покрепче и кнуты позволяли держать солдатиков на расстоянии, но ужаснее всего выглядели два молодых парня получившие ранения в живот. Их уложили на сено во дворе, и капрал бледнея начал требовать лекаря.
— Дак нету у нас лекаря, — развел руками трактирщик, — бабка Меланья хвори травками врачевала, да померла зимой.
Иссиэль уже проверивший их телегу и убедившийся, что простенькое заклинание устояло, повернулся к Лилии:
— Ты сможешь что-нибудь сделать?
Девушка закусила губы, глядя издалека на бледных парней.
— Боюсь. Я плохо помню, что надо делать, и никогда не работала одна.
— Значит, уходим, — решил единорог.
Ему как существу, несущему в себе свет было больно видеть умирающих мальчишек, но если они умрут под руками неумелой лекарки, это станет тяжелым испытанием для девушки.
— Погодите, лорд Иссиэль! — Лилия цеплялась за последнюю надежду, — я могу помолиться святой Сате!
Под испуганно-умоляющим взглядом девушки и страдающим взором черного Иссиэль сдался:
— Хорошо, что вам для этого нужно?
— Стол, облитый кипятком, чистые рубахи, вода, спирт, хорошо бы инструменты, — безо всякой надежды пробормотала она.
Единорог подошел к капралу, потом к трактирщику и самому трезвому возчику. Через минуту на дворе закрутился осмысленный вихрь. Похоже, окружающие люди знали о молении Сате куда больше, чем ее служительница, а может просто ухватились за тонкую ниточку надежды.
Первого раненного, того, что стремительно синел, уложили на стол, шустро ободрав с него одежду. Блекрайн покраснел, как девица, заметив, что ни возчики, ни солдаты не оставили на теле ни лоскутка материи. Лилия же с ужасом рассматривала рану, а мужские причиндалы ее нисколько не интересовали.
Иссиэль быстро дошел до телеги и вернулся с новеньким саквояжем из толстой дубленой кожи:
— Лили, я хотел подарить тебе это на прощание, но сейчас важнее.
Девушка мельком глянула на подарок, а потом торопливо потребовала чистое полотенце и еще спирта. Стальные скальпели кузнец сделать не успел. Но рог единорога обточил, насадил на рукояти и даже украсил инструменты простым орнаментом. Не церемонясь, девушка плеснула крепчайшим самогоном на разложенное перед ней великолепие, потом повернулась к столу, выдохнула и запела.