Де Рибас
Шрифт:
– Нашел? – спросил Орлов у Рибаса, пренебрегая присутствием дамы.
– Нашел.
– Где она?
– В Неаполе.
– Был там?
– Собираюсь.
Орлов кивнул, обнял спутницу – красавицу, жену богача Давыдова. Алехо называл ее Лаурой, а она сразу поставила ушки на макушке и стала капризно допытываться: кого нашел в Неаполе сеньор покойник? Орлов, смеясь, отвечал, что речь идет о редкой мраморной скульптуре дельфийской Пифии-предсказательнице.
– Знаем мы эти пифии, – сказала красавица. – Сегодня она пифия, а завтра с вами ужинает.
– Поужинать с этой пифией я и сегодня
Когда Алехо завез свою Лауру в ее пизанский дом и распрощался с ней, Рибас доложил о своих поисках. Орлов нахмурился.
– Тут дело такое, – сказал он. – Если злодейка была бы в Рагузе, я отправился бы туда с моим флотом. И потребовал бы от рагузского Сената ее выдачи. Попробовали бы они отказать! На этот случай императрица разрешила мне бомбардировать город. А вот в Неаполь не с руки нам с пушками являться. Так что поезжай-ка туда.
– А каковы известия об особе с острова Парос? – спросил Рибас. – Войнович вернулся?
– С пустыми руками.
Орлов жаловался на нездоровье, играл с Христинеком в бильярд, много пил и давал инструкции Рибасу. Курьеры привезли известие о том, что самозванная Елизавета Вторая позаботилась и о своих сторонниках в России – написала первоприсутствующему в Сенате Никите Панину о себе и своих намерениях. А Сенат Рагузы сделал запрос в Петербург о мнимой престолонаследнице, и Никита Панин выразил удивление такому запросу, назвав Елизавету Вторую побродяжкой.
Генеральс Христинек, криво усмехаясь, вручил Рибасу письмо от отца. Печати были сломаны – письма вскрывалось. Дон Михаил требовал немедленного приезда сына в Неаполь. Но это «немедленно» писалось два месяца назад.
В Ливорно Рибас посетил английского посланника сэра Джона Дика. Секретарь, с которым пять лет назад не состоялась дуэль, был отставлен от должности. О Елизавете Второй сэр Дик сказал:
– В Рагузе она ждала, что султан пригласит ее в Константинополь. Но ратифицированный мир положил конец ее надеждам, партия проиграна – поэтому булочница и мечется. В Неаполе непременно посетите английского посланника Гамильтона. Он бывал здесь, и с Орловым накоротке.
Жена сэра Дика миловидная Джен страдала от жестокой простуды, грелась у камина, но рассуждала о возможном конце Елизаветы Второй: четвертуют ли ее, отрубят головку или сожгут заживо.
Отыскивая в порту подходящее судно на Неаполь, Рибас столкнулся с Марком Войновичем и отправился с ним в «Тосканский лавр». Обслуживал их брат Сильваны Руджеро.
– Только присутствием русской эскадры я держусь на плаву, – жаловался папский соглядатай. – Русские офицеры щедры и привлекают посетителей.
– Я поживу у вас недели две, – сказал Рибас только для того, чтобы скрыть от Руджеро свой отъезд в Неаполь.
– Ваше присутствие для меня будет неоценимым! – воскликнул доносчик и поспешил отдать распоряжения слугам. Войнович облегченно вздохнул и приступил к рассказу о своем вояже.
– Моя Елизавета Вторая оказалась всего-навсего константинопольской купчихой. Нагородила она мне три короба с верхом. И с Людовиком она
Когда Рибас оказался на палубе голландского судна, отправляющегося в Неаполь, то увидел своего старого знакомца – фрегат «Король Георг». Он сноровисто швартовался в ливорнском порту. Рибаса посетило грустное чувство, как от давней и забытой потери. Юность, время грез о славе спартанского царя Леонида, мудрости Фемистокла при саламинской морской битве – эта юность незаметно кончилась. Но он до сих пор не обрел своих Фермопил, где в числе трехсот спартанцев так сладко умереть за свободу. Он не нашел своего пути в Персию, не заключал союза с Афинами и не основал города, как это сделал Александр в дельте Нила. «Александру тогда было двадцать пять! Это мой теперешний возраст, – ненавидя себя, думал он. – И ровным счетом ничего не сделано. Все мелко, глупо, бессмысленно, недостойно. Я зачем-то гоняюсь за женщиной, против которой могущественная держава готова выставить свой флот!..»
Он решил, что всего лишь узнает, где в Неаполе остановилась претендентка на русский престол, сообщит Орлову, а остальное – не его забота.
В таможне Неаполя он предъявил бумаги на имя негоцианта Лучано Фоджи, на боковой улочке, ведущей от Корсо к окраинам, снял комнату и отправился к английскому посланнику Гамильтону. Посланник принял его незамедлительно. Он был высок, порывист и так чем-то взволнован, что во время разговора с Рибасом переставил и передвинул все предметы, которые находились на столе в его кабинете. После обмена любезностями, визитер заговорил о главном.
– Орлова весьма интересует дама, которая недавно прибыла в Неаполь и, возможно, живет под именем графини Пиннеберг. Она выдает себя за наследницу, дочь покойной русской императрицы Елизаветы.
– Я так и знал! – воскликнул Гамильтон, и Рибасу показалось, что посланник от волнения начнет переставлять и мебель.
– Она в Неаполе?
– Представьте: я, я помог ей уехать из Неаполя!
– Куда?
– В Рим.
– Ну, это не такой дальний край света.
– И пальцем не пошевелил бы, если бы знал, что за этим кроется!
Он рассказал, что к нему явилась скромная, слабая, больная женщина. Очаровала его своей непосредственностью и типично английской простудой. Он дал даме рецепт адмиральского грога. Растопил камин. Отвел душу в разговорах обо всем на свете.
– Конечно, я не мог ей отказать. И просила она об сущем пустяке. Нет, я должен уточнить: для начала она просила о сущем пустяке – о содействии. Оно заключалось в том, чтобы помочь графине с паспортом на проезд в Рим. Для иностранцев это хлопотно. А я как раз собирался к министру Тануччи и замолвил о ней слово. Паспорт выдали и она тотчас уехала. Я не предполагал, что возможны международные осложнения из-за такого пустяка! Скандал.