De Secreto / О Секрете

Островский Александр Николаевич

Это означало крах пустых надежд Гитлера, которыми он тешил себя до последних дней. К тому времени многие военные и политические руководители рейха уже давно осознали неминуемость поражения и предпринимали соответствующие меры. Поэтому Гиммлер уже давно пытался вести переговоры с представителями западных держав. Был готов к сепаратным переговорам Геринг. Гудериан подталкивал Риббентропа к заключению мира. О необходимости мирных переговоров говорил Геббельс. Отчаявшись убедить Гитлера в неизбежности краха, Шпеер готовил себе убежище в Гренландии.

Как бы Гитлер ни старался выдавать желаемое за действительное, он постоянно получал обильную информацию об отчаянном положении на фронтах и внутри страны, а потому в глубине души наверняка осознавал крушение своих амбициозных планов. Его план «решения германской проблемы» к 1943–1945 гг.,

изложенный им на совещании высших государственных деятелей и руководителей вооруженных сил Германии 5 ноября 1937 г., с треском провалился. Захваченные земли, которые должны были дать германскому народу «жизненное пространство», были утрачены, и война велась на германской территории. Миллионы немцев заплатили жизнями за попытку Гитлера расширить границы Германии. Немецкие дома уничтожались самолетами и артиллерией противника, а города превращались в охваченные пожарами развалины.

В последние дни рейха Гитлер не мог не видеть, что его усилия по превращению германского народа в послушное орудие реализации его планов, рушатся. Хотя Гитлер встречался с юными фольксштурмовцами, которые были готовы умереть за него, и знал, что старики и женщины осваивают технику стрельбы из фаустпатронов, он получал сведения о том, что нацистам не удалось поднять народ на массовое сопротивление армиям врагов, вступившим на территорию Германии. Он знал о многочисленных случаях дезертирства. Он читал донесения о том, что, ожидая приход войск противника, немцы в домах вывешивали самодельные белые флаги капитуляции, а в ряде городов союзников встречали цветами. Гитлер понимал, что его приказы, которые вели к разрушению всей системы жизнеобеспечения страны, саботировались в центре Шпеером и на местах — гауляйтерами. Беспрекословное исполнение приказов начальства, так характерное для немцев, прекратилось.

Упадок дисциплины ощущался даже внутри бункера. Шпеер вспоминал: «Гитлер, очевидно, заметил, что дисциплина в его окружении ослабла. Раньше, когда он входил в комнату, все вставали с мест и не садились, пока он не садился. Теперь люди продолжали сидеть, слуги принимали заказы от гостей, коллеги пили настолько много, что засыпали, сидя в креслах, а другие продолжали громко и несдержанно разговаривать. Возможно, он умышленно игнорировал происшедшие перемены».

Падала и вера рядовых немцев в Гитлера. Хотя немало людей в Германии всё ещё считали, что Гитлер в последний момент предпримет какой-то спасительный ход, Геббельс признавал, что фюрер стал одной из постоянных нападок в частных письмах немцев. Геббельс считал, что Гитлер сможет вернуть им веру в него, если выступит перед ними. Однако искусный оратор XX века молчал. Зная из своего профессионального опыта, что он сможет легко говорить, лишь откликаясь на господствующие в его аудитории мысли и с пафосом изрекая то, что скрыто в сознании слушателей, Гитлер не мог повторить то, о чём теперь думали немцы. Он знал, что немцы хотят мира любой ценой, а с такими призывами он не желал выступать.

Кажется, что способность Гитлера произносить эмоционально взвинченные речи иссякла. Вместе с тем истощились и его физические возможности. Достигнув немалых успехов в подчинении своей воли разгорячённых аудиторий, Гитлер привык к общению с людьми, в ходе которого он нередко доводил себя до крайнего эмоционального возбуждения, порой сбиваясь на истерику. Однако такой стиль общения стоил ему немалых эмоциональных и физических затрат и не мог не оказывать разрушительного воздействия на его организм. Сообщения об отступлении немецких войск, бомбардировках немецких городов и невыполнении его приказов доводили Гитлера до эмоциональных истеричных взрывов. Не случайно во время перепалок с Гудерианом, когда Гитлер был вне себя от ярости, генерала выводили из комнаты, так как пугались, что у Гитлера будет сердечный приступ.

Но даже когда внешне он выглядел спокойным, Гитлер страдал от стрессов. Решения, которые давались ему нелегко и вызывали в нём неуверенность, сопровождались головными болями и коликами в желудке. Чтобы снять стресс, он принимал всевозможные тонизирующие и стимулирующие снадобья, приготовленные лекарем Теодором Моррелем.

Вместе с крушением авантюристических планов Гитлера разрушалось его здоровье. Хотя он постоянно твердил о своей непреклонной воле, его плоть протестовала против его нежелания считаться с реальностью. Каждый из тех, кто посещал Гитлера в его ставке

во время войны, поражался тому, как быстро он деградировал в физическом отношении. А ведь Гитлер прилагал немало усилий, чтобы сохранять свои силы. Он убеждал себя и других в том, что его жизнь абсолютно необходима Германии. Для обеспечения своей безопасности он требовал оборудования подземных бункеров. Он воздерживался от привычек, вредных для здоровья. Он не курил и не употреблял алкогольные напитки. Он строго соблюдал здоровую вегетарианскую диету. Он находился под постоянным наблюдением врачей во главе с доктором Карлом Брандтом. Он не раз уходил в отпуска. Вечерами он отдыхал от дел, подолгу просматривая кинофильмы и погружаясь в легковесную болтовню.

Разумеется, война стала тяжёлым испытанием для всех руководителей воюющих держав. Однако с этим испытанием не справился лишь Рузвельт, который был частично парализован ещё задолго до начала войны. Гитлер не только не страдал от каких-либо тяжёлых заболеваний, но и был моложе других мировых руководителей.

Однако тот, кто в начале войны был бодрым 50-летним человеком, превратился к её концу в развалину. Вот как его описал ротмистр Герхард Больдт, который впервые увидел Гитлера в бункере в начале февраля 1945 г.: «Сильно согнувшись и шаркая ногами, он медленно идёт мне навстречу. Он протягивает мне руку и смотрит необычайным, пронизывающим взглядом. Его рукопожатие вяло и слабо, в нём не чувствуется сила. У него слегка трясется голова. Это стало заметнее, когда у меня было больше возможностей наблюдать за ним. Левая рука его висит как плеть, она сильно дрожит. Глаза его сверкают нёподдающимся описанию огнем, взгляд почти страшен, неестественен. Лицо и мешки под глазами свидетельствуют о полном изнеможении. Он движется как старик. Это не тот излучаемый энергию Гитлер, каким его знал германский народ в прежние годы и каким его всё ещё изображает Геббельс в своей пропаганде. Медленно, волоча ноги, он в сопровождении Бормана подходит к письменному столу и садится перед картами генштаба…» 55-летний человек казался дряхлым стариком.

Быстрый физический упадок Гитлера отражал процесс его саморазрушения как личности, который вёл его к фатальному концу. Казалось, подсознание уже обрекло его на скорую гибель ещё до того, как он выстрелил себе в голову. Собственное самоуничтожение он проецировал и на руководимую им страну, народ которой так фанатично полюбил его и так высоко вознес. Затягивая войну и одновременно отдавая приказы об уничтожении хозяйства Германии, Гитлер сознательно обрекал страну на гибель.

Однако азартный игрок не оставлял надежды отыграться, хотя бы в отдалённом будущем. Обращаясь к примерам из истории, Гитлер не только пытался черпать в них надежду на неожиданный поворот судьбы, но и старался увидеть себя и Германию с точки зрения далекой исторической перспективы. Осознавая, что под его руководством Германия потерпела беспримерное крушение, Гитлер собирался взять реванш на страницах истории.

Поэтому его задачей стало сочинение соответствующей исторической версии в назидание потомству. Этой цели служило «Политическое завещание» Гитлера. В нём, как и в «Майн кампф», он связывал свою личную жизнь с судьбой Германии, а потому начал завещание с рассказа о том, как он пошёл служить добровольцем в ряды кайзеровской армии в 1914 г. Гитлер постарался заверить германский народ в своей беспредельной любви к нему. Это чувство, уверял Гитлер, заставило его «принимать наиболее трудные решения, которые когда-либо выпадали на долю смертного». Вместе с тем он говорил, что принёс немалые жертвы ради служения Германии: «В течение трёх десятилетий я истощил моё время, мои творческие силы и моё здоровье».

Главным для Гитлера было стремление оправдаться за грандиозное поражение и скрыть свою ответственность за военную авантюру. Он провозглашал: «Неправда, что я или кто-то другой в Германии хотел войны в 1939 г… Я сделал слишком много предложений по ограничению и контролю над вооружением — они не могут быть проигнорированы последующими поколениями, — чтобы на меня возлагали ответственность за возникновение этой войны… Всего за три дня до начала германо-польской войны я предлагал английскому послу в Берлине решение германо-польской проблемы, — решение, аналогичное тому, что было применено к Саарской области. Невозможно предать забвению это предложение… Я никогда не хотел, чтобы после ужасной Первой мировой войны последовала Вторая против Англии с Америкой».