Дебютные рассказы
Шрифт:
– Ага. Там в углу вроде кто-то разговаривает, вам не слышно?
– Прекрасно слышно, ребенок вы эдакий.
– Как это - ребенок?
– Иногда, - сказала Эдна, - людям нужно, чтобы их предоставили самим себе.
– А-а. Ну да. Я понял.
– Да тише! Если бы это вам помешали, приятно бы вам было?
– А-а, ну да.
– Я бы, мне кажется, убила бы того человека. А вы?
– Д-да, это самое, н-не знаю. Наверно.
– А вы чем обычно занимаетесь, когда приезжаете по субботам домой?
– Я-то? Н-не знаю...
–
– Чего?
– спросил Джеймсон.
– Ну, носитесь, резвитесь - студенческая жизнь.
– Не-а. Ну, то есть, это самое, я не знаю. Не особенно.
– Между прочим, интересно, - сказала Эдна вдруг.
– Вы очень напоминаете мне одного человека, с которым я была близка прошлым летом. То есть, с виду, конечно. И сложением Барри был почти совершенно как вы. Жилистый такой.
– Да-а?
– Умгу. Он был художник. О господи!
– Вы чего?
– Ничего. Просто я никогда не забуду, как он тогда непременно хотел написать мой портрет. Он всегда говорил мне - и совершенно серьезно, заметьте: "Эдди, ты некрасива, если судить по обычным меркам, но в твоем лице есть что-то, что мне хочется уловить". И он говорил это совершенно серьезно, уверяю вас. Увы. Я позировала ему только однажды.
– А-а, - сказал Джеймсон.
– Знаете что? Я могу сходить принести пару стаканов из комнат.
– Нет, - сказала Эдна.
– Давайте просто выкурим по сигарете. Здесь так великолепно. Влюбленный шепот и все такое. Верно ведь?
– У меня вроде нет при себе сигарет. Они там в комнатах остались.
– Не беспокойтесь, - сказала Эдна.
– У меня есть с собой сигареты.
Она щелкнула замком своей нарядной сумочки, вынула оттуда черный изукрашенный блестками портсигар, открыла и предложила Джеймсону одну из трех оставшихся там сигарет. Сигарету Джеймсон взял и снова заметил, сто ему вообще-то уже пора, ведь он уже говорил ей об этом сочинении к понедельнику. Наконец он нашарил коробок и чиркнул спичкой.
– О, - произнесла Эдна, раскуривая сигарету.
– Тут уже скоро все начнут расходиться. А вы, между прочим, заметили Дорис Легет?
– Это которая?
– Ну, такая коротышечка, довольно белокурая. Еще за ней ухаживал раньше Пит Айлзнер. Да вы, конечно, видели ее. Она там на полу, по своему обыкновению, уселась и смеется во всю глотку.
– А-а, эта? Знакомая ваша?
– сказал Джеймсон.
– Ну, до некоторой степени, - ответила Эдна.
– Особенно мы сней никогда не дружили. В основном я ее знаю со слов Пита Фйлзнера, он мне о ней
рассказывал.
– Кто?
– Да Пит Айлзнер. Неужели вы не знаете Питера? Отличный парень. Он раньше немного ухаживал за Дорис Легет. И на мой взгляд, она поступила с ним не слишком порядочно. Просто по-свински, я так считаю.
– А что?
– спросил Джеймсон.
– Ах, оставим это. Я знаете как: никогда не стану подписывать свое имя, если у меня нет полной уверенности. Нет уж, хватит с меня. Только я не думаю, чтобы Питер врал мне. Уж кому-кому, но не мне.
–
– Дорис Лигет?
– Легет. Д-да, Дорис, вероятно, привлекательна на мужской взгляд. Но мне лично она нравилась больше - то есть, с виду, понятно, - когда у нее волосы
были естественного цвета. Крашенные волосы - во всяком случае, на мой вкус, - выглядят искусственно, если, скажем, взглянуть при свете. Не знаю, конечно. Может быть, я ошибаюсь. Все красятся. Господи! Как подумаю, отец просто убил бы меня, если бы я явилась домой с подкрашенными, ну хоть бы даже самую малость подсветленными волосами. Он ужасно старомодный. По совести, не думаю, чтобы я стала краситься, если уж говорить всерьез. Но знаете, как бывает. Иной раз сделаешь такую глупость, что Господи! И не только отец. Я думаю, Барри тоже убил бы меня за это.
– Это кто?
– спросил Джеймсон.
– Барри. Молодой человек, о котором я вам рассказывала.
– Он здесь сегодня?
– Барри? Господи, конечно нет! Могу себе представить Барри на такой вечеринке!
– Учится в колледже?
– Барри? Учился. В Принстоне. Если не ошибаюсь, он окончил в тридцать четвертом. Точно не знаю. В сущности, мы не встречались с прошлого лета. Не разговаривали, по крайней мере. Конечно, вечеринки всякие, никуда не денешься. Но я всегда успевала поглядеть в другую сторону, когда он смотрел на меня. Или просто убегала, например, в уборную.
– А я думал, он вам нравится, этот парень, - сказал Джеймсон.
– Умгу. До известного предела.
– Чего?
– Не важно. Я предпочитаю не говорить об этом. Просто он слишком многого от меня требовал, вот и все.
– А-а, - сказал Джеймсон.
– Я не чистоплюйка. Впрочем, не знаю. Может быть, я как раз чистоплюйка. Во всяком случае, у меня есть какие-то правила. И я на свой, пусть скромный, лад и придерживаюсь. Как могу, конечно.
– Знаете что?
– сказал Джеймсон.
– Эти перила, они какие-то шатучие...
– Конечно, я понимаю, когда молодой человек встречается с вами целое лето, тратит деньги, которые вовсе не должен тратить, на билеты в театры, на ночные кафе и всякое такое, конечно, я понимаю его чувства. Он считает, что вы ему обязаны. Но я просто не так устроена. Для меня все может быть только по-настоящему. А уж потом... Настоящая любовь...
– Ага. Знаете, мне, это самое, пора. Сочинение к понедельнику... Ей-богу, давно бы уже надо было смотаться. Я, пожалуй, пойду выпью чего-нибудь, и домой.
– Да, - сказала Эдна.
– Идите.
– А вы не пойдете?
– Чуть погодя. Идите вперед.
– Ага, ладно. Пока, - сказал Джеймсон.
Эдна облокотилась о перила другой рукой и закурила последнюю сигарету из своего портсигара. В комнатах кто-то вдруг включил радио или просто повернул на полную громкость. Сипловатый женский голос опять выводил популярный припевчик из этого нового обозрения - его даже мальчишки-рассыльные теперь насвистывают.
Никакие двери так не грохочут, как решетчатые.