Дед

Калугин Алексей Александрович

– Я вынужден просить вас о помощи, – медленно, чтобы я смог в полной мере оценить, какое высокое доверие мне оказано, произнес Дед.

– Нет проблем, – с готовностью согласился я. – Что я могу для вас сделать?.. И при чем здесь железная дорога?

Не иначе как старик решил отписать мне ее по завещанию, чтобы я запускал ее каждый год в день его рождения.

– Знали бы вы, как не хочется умирать, – тяжело вздохнул Дед.

– Наверное, когда-нибудь узнаю, – ответил я лучшее, что смог придумать.

– Сегодня ночью у меня был очень тяжелый

приступ. Мне даже подумалось, что он будет последним. Следующую ночь я скорее всего не переживу.

– Ну что вы, конечно же, переживете, – как можно убедительнее произнес я. – Это просто жара на всех ужасно действует. Я тоже чувствую себя едва живым.

Дед тихо покачал головой.

– День или два – какая разница. Конец неизбежен. И помочь мне можете только вы. Я хочу испытать действие системы на себе.

– Вы хотите омолодиться! – догадался я.

– Именно так, – кивнул головой Дед.

– А я вам нужен в качестве свидетеля.

– Нет. Вам предстоит включить и остановить движение поездов, когда я буду находиться в центре системы.

– А почему бы вам самому не повернуть рычажок. Ведь это, насколько я понимаю, не электрический стул.

– Дело в том, что во время работы системы по всему внешнему периметру рельсов возникает невидимое поле, не позволяющее проникнуть внутрь очерченного им круга. А поскольку пульт управления железной дорогой находится снаружи, то и управлять им должен тот, кто находится вне рельсового периметра. Перенести пульт внутрь системы, как вы понимаете, нельзя, потому что он может разрушиться.

Все, что говорил Дед, было вполне логично. Я задумчиво потер щеку и, почувствовав под рукой колючую щетину, подумал, нельзя ли каким-нибудь образом приспособить дедову систему, чтобы обходиться без бритья?

Дед внимательно наблюдал за моими раздумьями.

– Ну что ж… – Я решительно хлопнул себя по коленям. – Когда начнем?

– Если вы не против, то прямо сейчас, – сразу же засуетился Дед, как будто боялся, что, хорошенько подумав, я откажусь от затеи.

Широким жестом конферансье, вызывающего артиста на бис, я пригласил Деда занять место среди сплетения рельсов. Я вел себя так безалаберно, наверное, потому, что все-таки до конца не верил в то, что что-нибудь произойдет.

Дед установил поезда в исходные положения и показал мне, как пользоваться пультом управления. Он сам установил требуемую скорость движения и категорически запретил мне дотрагиваться до переключателей стрелок. От меня требовалось только включить и выключить питание.

Убедившись, что я все правильно понял, Дед, осторожно ступая среди игрушечных деревьев и домиков, добрался до центрального треугольника и сел, скрестив ноги.

– Можно начинать, – торжественным полушепотом произнес он.

– Эй, послушайте! – воскликнул я, вспомнив, что забыл спросить самое главное. – А как я узнаю, что пора выключать? Вы скажете мне или подадите какой-нибудь знак?

– Не знаю, смогу ли я это сделать. Действуйте по обстоятельствам. В любом случае выключайте

дорогу, как только заметите, что во мне произошли какие-то изменения.

– Договорились. – Я взялся за рычажок включения. – Ну что, поехали?

Дед рубанул рукой воздух, как командир артиллеристов, командующий залпом, и я запустил поезда.

Дед сидел неподвижно, сложив руки на коленях. Я внимательно наблюдал за ним, но никаких изменений пока не замечал, если не считать того, что лицо его стало похожим на гипсовую маску, а глаза как будто поблекли и затуманились. Я даже испугался, не хватил бы старика удар от волнения, и, чтобы убедиться, что с ним все в порядке, помахал рукой. Дед моего знака, похоже, не заметил. Я окликнул его и снова не получил никакого ответа.

Тогда я вспомнил, что Дед говорил о поле, которое образуется вокруг железной дороги во время движения поездов. Я протянул руку и действительно почувствовал преграду. Ладонь уперлась в нечто, похожее на туго надутый воздушный шар из плотной резины. Я попытался усилить нажим, но невидимая преграда не подалась ни на миллиметр. Почему-то я сразу подумал, что этот барьер не прошибешь даже танком.

Изучением поля я занимался не более минуты, но, когда посмотрел на Деда, с тем произошли значительные изменения. У него отросли волосы! Жидковатые и совершенно белые, но раньше-то у него вообще был голый череп! И морщины на лице как будто немного разгладились.

Я хотел было выключить дорогу, но вдруг подумал: а куда торопиться? Дед велел мне действовать по обстоятельствам. Он не видит и не слышит меня, но скорее всего это из-за поля. Выглядит Дед нормально, даже лучше, чем до начала эксперимента. Так пусть еще немного помолодеет и подлечится.

А внешность Деда между тем продолжала меняться. Волосы стали гуще, приобрели стальной оттенок, лицо округлилось, кожа на нем разгладилась, и даже кривые тощие пальцы его стали распрямляться.

И вдруг одежда на Деде расползлась по швам, упала на пол, потеряла цвет и превратилась в спутанные мотки ниток.

Все, пора кончать, решил я и потянулся к пульту.

Рука уперлась в невидимую и непреодолимую преграду.

Не знаю, что произошло, но пульт, установленный возле самых рельсов, но с наружной стороны кольца, каким-то образом попал в зону действия поля и стал недостижим для меня.

Я вскочил на ноги и застучал кулаками по невидимой преграде. Но не раздалось ни единого звука.

Теперь только сам Дед мог бы помочь себе, но он сидел все так же неподвижно, вперив невидящий взгляд в пустоту, и молодел на глазах. Волосы его стали темными, почти черными, зубные протезы выпали изо рта и рассыпались по полу, а обнаженное тело, иссушенное годами, стало наливаться мышцами.

Потеряв счет времени, я стоял, уперевшись ладонями в невидимый барьер, и наблюдал, как Дед превращался из старика во взрослого мужчину, а затем в юношу. Наконец он стал уменьшаться в росте, неотвратимо приближаясь к моменту своего рождения. Что произойдет после этого?