Деда Мороза не бывает
Шрифт:
На улице прямо у порога его ждали трое одноклассников, которые жили в соседнем доме. Они сразу пристроились вокруг Женьки и стали перекидываться словами через его голову, как будто его и нет тут.
— У него сестра есть, ей пятнадцать, понятно, да?
— Конечно. Сестра, небось, фигуристая, а у него как раз только начинается все…
— Думаешь, зря разделяют? Не зря.
— А так-то он бы за ней подглядывал, это точно!
— Еще бы! Как он за своей Сашкой подглядывал!
— В бане?
— И в бане особенно!
— Да, а еще в кровати!
— И ранним утром
— Он за ней все время подглядывал!
Женька ускорял ход, но троица плотно держалась с боков и сзади, и они тоже шли быстрее, перекидываясь все более обидными репликами:
— Он наверное специально про девчонку стал писать.
— Конечно, специально.
Женьку уже почти бежал, остановившись только перед дверями подъезда.
— А ты ее со всех сторон рассматривал? — вдруг обратился к нему один из парней.
— Отстаньте, — бросил Женька, хватаясь за ручку двери и прикладывая ладонь к сканеру.
— Как это — отстаньте? Это он нам — отстаньте? Своим друзьям? Даже поделиться с нами не хочет своими впечатлениями?
— Да ну вас всех!
Женька потянул открывающуюся дверь, увернулся от протянутой руки, заскочил в тамбур и дернул дверь обратно. Она чмокнула, щелкнула замком, и он оказался в полной непроглядной темноте.
В подъезде свет горел всегда, выключаясь только на ночь, когда все спят. Но ночью тут никто и не ходит. А сейчас была совсем не ночь, но света не было. И было тихо. В любом доме всегда есть какое-то движение. Вода где-то течет, хлопает дверь, свистит сквозняк, гудит лифт, шумит кондиционер… А тут — полная тишина, как в наушниках на психологическом исследовании.
Женька темноты не боялся, потому что в темноте никого и ничего быть просто не может. Поэтому вовсе не из-за страха он прислонился спиной к двери и заплакал. Просто ему было очень обидно. И еще он был зол на себя, потому что все случилось по собственной вине. И от такой злости — на самого себя — было еще обиднее.
Горячие обидные слезы текли по замерзшим щекам, отогревая их. Становилось жарко. Он вытирал лицо рукавом, а они опять и опять… Хотелось заскулить тонко-тонко, как щенок в живом уголке. Хотелось сесть здесь у двери, сжаться в комок и выплакать обиду и боль, возникшую где-то посередине груди.
Но оставаться тут было нельзя, потому что могли идти еще люди. Тогда на него наступят. Женька встал, сделал шаг вперед…
— Ой!
— Я читала, — сказала Сашка. — Это называется Коридор. Он темный, а из него двери в разные миры. Вот мы с тобой — в таком Коридоре.
— Не бывает, — по-взрослому рассудительно ответил Женька. — Так не бывает.
Вокруг было темно и тепло. Где-то за их спинами остались закрытые двери.
Они сидели прямо на полу там, где встретились. Знакомство было каким-то обыденным. Вернее, не знакомство даже. Они как-то сразу узнали друг друга, и почти не удивились, и Сашка уже утешала Женьку, а Женька объяснял ей со всей серьезностью, что ее родители не хотели ничего плохого. А она соглашалась, что просто так обиделась и немного вспылила.
— Что
— Мы живые. Это просто такое совпадение. Это просто бесконечность, понимаешь? — серьезный Женька был как будто старше, чем она. — Если все бесконечно, то бесконечно и количество миров. А в мирах бесконечно Женек и Сашек. И какие-то два мира сошлись и вот мы — тут. Понимаешь? Вот это — фантастика. Но фантастика правдоподобная. А коридор… Это так, сказка.
— Сказка? А что еще — сказка?
— Ну, например, всякие домовые и духи — это сказка. И не летает человек просто так… Это я уже сам придумал, для красивости. Но это неправильно. Так не бывает.
Он сурово хмурил брови, хоть в темноте этого и не было видно.
— Ах, не бывает? — вскочила Сашка. — А ну, пошли тогда ко мне! Пошли, пошли!
Она в темноте поймала Женькину руку и стала тащить за собой.
— Погоди, я сам.
— Вот, — не прекращала она говорить, открывая дверь. — Вот. Это мои мама и папа. А это моя бабушка. А это Женька, тот самый! Мы с ним сейчас познакомились.
— Здрасьте, — только и успел вежливо сказать Женька.
— Пошли, пошли! Вон там у нас домовой живет. На огороде — огородник, он нам помогает. В бане — банник. В сарае — овинник.
— Может, это такие мини-роботы? В помощь человеку?
— Ага, так это я с роботами в детстве играла, что ли?
— Саш, — вмешался отец, который со все нарастающим изумлением смотрел на них. — Может быть, вы все же разденетесь? Пригласишь своего кавалера за стол? Поужинаем вместе, ты нам все и расскажешь?
— Некогда, — крикнула на ходу Сашка, вытаскивая Женьку за дверь.
Задверье в этот раз было обычное. Холодноватое и темное не черным, а каким-то серым — все-таки что-то видно. Они пронеслись сквозь сени и выскочили в морозный вечер.
— Пошли, пошли, — повторяла Сашка.
А когда впереди показались дети, облепившие снежную крепость и закидывающие друг друга снежками, она победно заорала:
— Пашка! Петька! Вот, смотрите! Это — Женька! Он мне как младший брат! Кто тронет — пришибу сразу! Или задразню так, что потом сами жалеть будете!
Потом она заставила Женьку подняться на кручу и показала лес и степь и каменную бабу и овраг и балку.
— Если бы не зима, я бы тебе показала!
— А что — зима?
— Зимой летать плохо. Ветры морозные, но не сильные. Не поднимут. Еще пальто это, валенки… Пошли лучше в снежки играть!
В снежки — это вам не в хоккей. Тут принимают всех, кто хочет получить в лоб крепким снежным комком. Они тут же оказались в команде, атакующей снежную крепость.
Крепость сделали только на днях. Когда улицы чистил трактор, то сдвигал снег к середине площади. А потом дядя Коля поправил своим бульдозером края, а молодые парни пилами-ножовками вырезали снежные зубцы поверху стен, уложили доски вдоль стен изнутри, чтобы не скользко было, пробили лаз под стеной. В лаз сверху спускалась старая железная кровать, завалявшаяся у кого-то в мусоре. И получилась настоящая крепость и даже с решеткой-воротами.