Дедушка русской авиации

Волчек Григорий Федорович

Виктория, не считая, сунула деньги в сумочку. Ночью, впервые после пяти месяцев воздержания, Игорь, наконец, нормально потрахался.

Аборигены

На обочине мелькнул дорожный указатель с надписью «Кирк-Ярве». Вот оно, искомое место. Вид поселка удручал. В котловине, образованной невысокими, поросшими редким хвойным лесом сопками, хаотично разбросаны разномастные домики, в основном, одноэтажные. По огромному огороженному колючей проволокой аэродрому с ревом ползают тепловые машины. Снега —

по пояс (и это октябрь!). Небо затянуто низкими серыми облаками. Никакого сходства с привычной, аккуратной и компактной учебкой. Ни тебе булыжных плацев, ни тебе тенистых деревьев, ни тебе монументальной шестиэтажной казармы.

— Где казарма, Макиенко? — спросил Игорь у проснувшегося сержанта.

— Да вот же она! Все, приехали! Дома!

Автобус притормозил у трехэтажного светло-зеленого здания. Из казармы высыпались аборигены в шинелях и теплых меховых куртках. На подтянутых, мужественных и доброжелательных старослужащих из передачи «Служу Советскому Союзу» здешнее воинство совсем не походило. У всех обветренные рожи (как у Макиенко), все расстегнуты до пупа, ушиты, шапки набекрень, сапоги сбиты в гармошку. Вольница!

— Здорово, карасей!

— Караси, бабки есть?

— Откуда прибыли? Из ШМАСа?

— Из Казани есть?

— А из Воронежа?

К Полторацкому вразвалку подошел крепыш — явно один из хозяев положения.

— Откуда, братан?

— Оттуда.

— На грубость нарываешься? Как фамилия?

— П…да кобылья.

Крепыш схватил Гошу за грудки:

— Как разговариваешь, падла?

Гоша сжал кулаки. Сказал, тем не менее, спокойно:

— Руки убрать.

Крепыш убрал руки, сплюнул, дернулся — хотел испугать. Гоша не пошевелился.

— Молодец, нервы крепкие. Но Саня тебя сделает. Потом.

Из казармы вышел капитан-строевик в сопровождении золотозубого прапорщика.

— Нестор Васильич, передаю тебе гавриков. Четверых отдаю в заботливые руки командира ТЭЧ, а вот этого — Бегичева — беру к себе. Ты его завтра с утра отправь ко мне в штаб.

— А що, добры парубки. Здоровеньки булы, хлопцы! Я — прапорщик Охримчук, Нестор Василич, ваш старшина. Ось — гарнизон, ось — казарма, ось — я, ха-ха-ха! За мной, бойцы!

Старшина всегда прав

В казарме было холодно, неуютно и грязно. От скользкого цементного пола веяло стужей, по коридорам гулял зябкий ветерок. В старшинской каптерке Охримчук критически осмотрел новичков. Наметанный глаз старшины сразу отметил существенную разницу между четырьмя обритыми и одним волосатым.

— А тебя чего ж не обскубали?

— Я из другой роты. У них старшина был гондон — обстриг.

— Ух, як загнул! Запамятуйте, хлопчики — старшина всегда правый! От так! Вещички заклеймены? Парадку и вещмешки оставите здеся, а шапки я вам зараз сменяю. Курбатов, принеси пять капелюхов!

Каптерщик Курбатов принес пять старых засаленных шапок.

— На, хлопцы, одевайте. А эти ваши шикарны шапчонки нехай полежат покуда.

— Зачем менять

шапки?

— Як зачем? Щоб не отобрали деды эти, бисовы дети, дембеля. Они ведь, як хищники налетят — перушков не оставят. Им, паразитам, на дембель обязательно все новое надо одеть!

— Я шапку менять не буду, — заявил Полторацкий.

— Так отберут!

— Не отберут.

— Молодец! Так и надо — беречь мущество.

Тем не менее, остальным четверым Охримчук шапки поменял.

— Зараз выдам вам новое обмундировання — пэша. От так. Причепите погоны и петлички.

Старшина бухнул на пол кипу поношенных кителей и штанов из полушерстяной ткани оливкового цвета.

— Выбирайте, хлопцы!

— Что это за тряпье? Дайте новое! — возмутился Игорь.

— Як твоя хвамилия, хлопчик?

— Полторацкий.

— Повторацкый, ты, конечно, прав, но нема у меня нового! Нема, хоть тресни! Так що пока это поносите.

Полторацкий брезгливо перебрал мятое, заношенное шмотье, нашел себе более-менее чистый китель. Приличных штанов по своему росту Гоша не отыскал.

— Повторацкый, бери вот эти. Ты не бачь, що воны грязненьки — скоро воскресення, в бане простирнешь.

На кителе Полторацкого был полуоторван погон. Он быстро подметал его (иголка и нитка были запрятаны в шапке), прикрепил на петлицы «птички» (авиационные эмблемы), проверил наличие пуговиц на гимнастерке и штанах, а потом, как и все остальные, переоделся в новое старое обмундирование.

— Ось, зараз файно! Хэбешки я заберу — будете на подменку брать. А зараз свожу вас покушать, мабуть, вы голодные як собаки.

Курбатов принес продовольственные аттестаты и Охримчук повел бригаду кормиться. Путь до столовой был неблизок — примерно полкилометра. Это тебе не учебка, где столовая — на первом этаже, а рота — на втором. Внутри одноэтажная столовая удручала гораздо больше, чем снаружи — грязный свинарник с изрезанными, покрытыми трещинами столами и скамейками. Солдат в столовой не было. Время послеобеденное — все на работах.

Вернулись в казарму. Старшина завел ребят в кубрик — узкий, длинный (восемь окон), заставленный двухъярусными койками. Все, кроме деревянного, выкрашенного олифой пола и побеленного потолка, было выкрашено в серо-стальной цвет.

— Вот ваши пять коечек. Будете лежать по алфавиту.

— Почему у меня верхний ярус?

Старшина внимательно посмотрел на Игоря, как будто видел его впервые:

— А ты що, хотел бы нижний?

— Да, я в учебке спал на нижнем.

— Об учебке забудь, голубь. Хотя я не запрещаю — можешь поменяться — ха-ха! Ну, я зараз пиду до хаты, а вы пока побачьте окресть, принюхайтесь. Зайдите в Ленкомнату, бытовку. Из казармы не выходить, добре? Я перед ужином появлюся.

Гоша в ожидании ужина зашел в Ленкомнату и углубился в газеты. Газет было много, они были собраны в подшивки — «Правда», «Советский спорт», «Красная звезда», окружная газета и корпусная многотиражка. Полторацкий не читал газет трое суток, поэтому запоем стал глотать чтиво.