Дедушкин родник
Шрифт:
Сделав три круга, дядя Ким высадил Семку, сказав:
— Хватит, Семен Васильич. На каравай хлеба ты себе уже заработал.
Вернувшись к костру, Семка увидел отца.
— А мы с дядей Кимом пахали! — с гордостью сообщил мальчик.
— Молодец! — Отец улыбнулся и погладил его по голове. — Значит, поработал.
В полдень приехала на телеге тетя Пелагея.
— Обед вам привезла.
Она расстелила на земле свой передник, поставила на него большой горшок с кашей, нарезала хлеба.
Все устроились вокруг. Дали ложку и Семке.
— Ну
Семка в ответ только кивнул: рот у него был набит.
— Еда в поле хорошо идет, — сказал дед Микола. — Ешь, ешь, Семен, набирайся сил.
После обеда Семке нестерпимо захотелось спать, но он стеснялся сказать об этом: смеяться станут, вот, скажут, работничек!
Он изо всех сил старался сидеть прямо и слушать, о чем говорят взрослые, но глаза у него слипались, голова клонилась на грудь, и до него долетали только обрывки разговора:
— Иван не поддастся Мише…
— Шестнадцать гектаров…
— Ну и Миша не уступит…
Вдруг над ого ухом раздался ласковый голос отца:
— Сынок, да ты, никак, спишь? Видать, уморился? Забирайся на телегу к тете Пелагее да езжай-ка домой.
Отец уложил Семку на солому.
— Эй, Семен, что ж ты свой заработанный хлеб оставляешь? — Дед Микола сунул Семке в руки полкаравая мягкого пшеничного хлеба: — Вези домой.
Мерно раскачиваясь в телеге, Семка думал сквозь дрему:
«Поддастся ли Иван Мише? Наверное, нет. Иван сильный, одной рукой двухпудовую гирю выжимает… Я вот расскажу Иви, как пахал на тракторе. И хлеба отломлю. Скажу, заработал в тракторной бригаде. Остальное отнесу маме…»
Тут Семка крепко заснул, даже не слышал, как въехали в деревню.
1955
Аркадий Клабуков
ВОЛЧИЦА
За огородами протекает речка. Она берет начало где-то далеко в лесу и, тихо журча, забегает в деревню. Летом Веня Зайцев с приятелями ставят на речке игрушечную мельницу, вода течет по длинному желобу и падает на плицы мельничного колеса.
Ранняя весна. После недавнего паводка речку перегородили запрудой. Сейчас на пруду плавают только гусаки и селезни, они то и дело ныряют за усачами и ракушками. А гусыни и утки в это время тихо сидят на яйцах где-нибудь за печкой или под широкой лавкой, и хозяева лишь ненадолго выпускают их погулять во дворе.
По берегу важно расхаживают два крупных колхозных гусака холмогорской породы. Председатель колхоза привез их откуда-то издалека. Ухаживать за ними поручили Вениной маме.
Воскресным утром Веня с мамой сидели за столом и завтракали гречишными лепешками. Мама разрезала большую лепешку на четыре части; Веня осторожно брал горячую четвертушку и откусывал, стараясь не обжечь губы.
Вдруг под окном послышался крик:
— Тетя Елена, колхозного гусака волк утащил!
Веня поперхнулся лепешкой. Мама уронила нож и выбежала на крыльцо. Веня как был — без шапки, в одном пиджачке — бросился
И правда, на песчаном берегу были видны волчьи следы. Веня представил себе, как волк вышел из лесу, подкрался из-за кустов, схватил гусака за длинную шею, метнул на спину и потащил его в чащу.
— Сынок, — сказала мама, — беги скорее к деду Илье, пусть берет ружье, идет по следу, может, найдет волчье логово.
Дед Илья строгал под навесом доску.
— Дедушка, волк утащил колхозного гуся! — запыхавшись, крикнул Веня. — Бери ружье, идем за волком!
Старик отложил в сторону рубанок.
— Опять этот толстый хвост набедокурил! Надо его проучить! Беги, парень, оденься.
Долго ли Вене одеться? На голову шапку-ушанку, поверх пиджачка зипунишко, да подпоясаться, да в скобку на ремне продеть топорик — и вот Веня готов идти в погоню за серым разбойником.
Тем временем дед Илья убрал в амбар свои инструменты, вынес двустволку и патронташ, проверил ружье. На волка идти — дело не шуточное!
Видя, что старик не торопится, Веня заволновался:
— Дедушка, идем скорее! Может, еще успеем отнять гусака.
— Э-э, сынок, об этом и не думай: волчище давно его растерзал и скормил своим волчатам.
Немного времени спустя по берегу речушки шагали два человека. Мальчик почти бежал впереди, вглядываясь в следы на земле, старик шел следом с ружьем на плече.
Нежаркое весеннее солнце выглядывало из-за туч. Деревья еще не распустились, на них лишь едва наклюнулись почки. В глубоких оврагах еще белел снег, а на пашне ноги вязли в оттаявшей земле.
— Дедушка, гляди-ка, он вот сюда свернул, на пригорок.
На глине следы были видны отчетливо, а на лужайках они терялись. Тогда старик сдвигал ушанку на затылок, медленно шагая, низко наклонялся к земле и снова находил чуть заметный отпечаток волчьей лапы.
Лес начинался недалеко от деревни. Если идти вдоль речки — дойдешь до болота, от него повернешь направо и выйдешь на пригорок. Отсюда в темные весенние ночи слышен вой волков. Сначала один начинает завывать тонким голосом, ему подтягивает другой, потом третий. Много раз слышал Веня этот вой, и ему становилось жутко: казалось, волчья стая подобралась совсем близко к деревне. Сейчас же он идет к самому логову зверя и ничуть не боится, потому что с ним дедушка Илья, а у дедушки настоящее ружье-переломка.
В лесу прохладно. Дятел старательно стучит клювом по сосне, как кузнец по своей наковальне. Что он — указывает дорогу охотникам? Или предупреждает волка: убегай, мол, подальше, у деда ружье за плечом, у мальчишки на поясе топор. Хотят они тебя застрелить, хотят они тебя зарубить!
На снегу след виден отчетливо. Веня идет впереди, отстраняя руками еловые ветки. Чем дальше в лес, тем чаще на пути охотников попадаются завалы лесин, тем труднее идти.
Поднял Веня голову — между крон высоченных сосен просвечивается окошко синего неба. Там шумит ветер, раскачивая вершины деревьев. А внизу стрекочут, суетятся сороки.