Дегустация Индии
Шрифт:
...За исключением крохотных оазисов развлечений, ночью Дели пуст. Кажется, что в нем живут одни жаворонки. Он пуст не в том смысле, что нет людей, а в том смысле, что нет людей, расхаживающих по улицам. А вот спящих на асфальте в городе больше, чем запыленных пальм. В первые часы от этого дуреешь.
Люди разных возрастов спят на тротуаре и газоне, постелив одеяло и прикрывшись куском ткани. Спят семьи, матери с детьми, молодые люди и ветхие старики. Спят с таким нечеловеческим чувством безопасности, словно они часть живой природы, с которой ничего не может случиться, кроме того,
Спят на земле не только профессиональные нищие. Некоторые имеют незамысловатую работу. И идут на нее, после того как, проснувшись поутру, моются из кранов, торчащих на улицах, чистят зубы и завтракают. Индийские бедняки невероятно чистоплотны. Их нищета эстетична и театральна, а не убога и стыдлива. Они не агрессивны, как наши бомжи, на каждом из которых написано угрюмое: «Вы все мне должны!»
В Индии неагрессивны даже бездомные собаки, подтверждающие психоаналитический тезис, что лечить домашнее животное можно через коррекцию психики его хозяина. Несмотря на худобу, индийские бездомные собаки пацифичны и расслабленны.
Местные либералы рассказывали мне, что были государственные программы по борьбе с уличной нищетой, что обитателям улиц давали квартиры, которые они шустро продавали и возвращались на тротуар. Вспоминается российская тема реабилитации бомжа, который не хочет реабилитироваться и замерзает в подвале, не желая дойти до приюта.
В Индии уличная нищета имеет космический масштаб, но осознается самими нищими как многовековая норма. И парадокс состоит в том, что сначала даже при самых работоспособных экономических программах уйма лет пройдет, пока бедняк поймет ценность дома и комфорта... а потом еще сколько лет, когда, разбогатев, он вернется к ощущению счастья от слияния с дыханием мира через абсолютную свободу.
Именно эта нагая свобода дала Киплингу тему романтизированного Маугли, ведь наибольшее число детей волков найдено в Индии. Нищие родители оставляли младенцев в джунглях не на съедение, а на воспитание волкам, представляя их будущее более счастливым и свободным, чем в человечьем сообществе.
Другой вопрос, что Киплинг плохо разбирался в звериных законах и, видя их через призму патриархального человечьего мира, назначил паханом белого волка Акелу. В реальности стаей волков командует самая старшая и сильная волчица, и, будучи благодушной к малышам, она вскормила не только Ромула и Рема.
Мы подъехали к российскому посольству. Охранник вышел, обыскал дно машины приспособлением в стиле лопаты с большим зеркалом на конце и только после этого открыл ворота.
– Чтобы не было приклеенных бомб... везде террористы, – пояснили нам.
Оказалось, что нашему послу Вячеславу Трубникову, бывшему главе Службы внешней разведки, активно угрожали радикальные исламисты, связанные с чеченскими полевыми командирами. Индийцы потом рассказали, что речь шла о пакистанских группировках «Джаише-Мохаммед» и «Лаш-каре-Таиеба».
За забор гостиницы микроавтобус тоже пустили после обыска зеркальной лопатой. В Индии это обычное дело, она стоит в списке стран с высоким уровнем террористической угрозы. На этой ниве
– Я не видел терактов, – говорит Шумит. – Когда было восстание маоистов или наксалов, я был слишком маленьким. Я помню, когда была война с Пакистаном за освобождение Бангладеш, во время ночных авиарейдов все отключали свет. Когда мне было пять лет, я сказал отцу: был бы ты маоистом, знал бы, как делать взрывчатку... Мне казалось тогда, что это круто...
Гостиница была так себе. Два красавца за конторкой достали здоровенную амбарную книгу и начали нас медленно и степенно записывать. После этого тщедушный пожилой человек потащил тяжелые чемоданы по номерам. Сотрудник русского центра рявкнул на тщедушного, после чего в номере появились положенные бутылки с водой.
– А что можно здесь оставлять, уходя? – спросила я.
– Только то, что не жалко.
Номер был советско-азиатским. С потолка свисал пропеллер-вентилятор, а из задраенного окна торчал допотопный кондиционер. По отдельности они работать почему-то не умели. При выключении обоих номер через пять минут превращался в духовку; при включении обоих – в площадку перед киношной ветродуйкой. Я выбрала второе.
Санузел выглядел глубоко этнически. Если про унитаз и раковину было понятно все, то пространство душа интриговало. Сам по себе душ лился всего в две дырочки, и выражение лица у него было как у женщины, которую долгие годы никто не хотел.
Зато на разной высоте под душем из стены торчали три порции медных кранов. Под ними темнела деревянная скамеечка, а за ней ютились ведро, кастрюлька и ковшик. Каким образом все это разнообразие использовалось для мытья, остается для меня загадкой по сию пору.
Но это еще не все! При полной герметичности номера во всех направлениях стена в санузле, примыкающем к санузлу соседнего номера, сверху не доходила до потолка примерно на метр. И на двери из санузла в номер не было никакой задвижки! Ну хорошо, моей соседкой была Лена Трофимова, а если бы горячий индийский парень? Ведь уже с аэропорта было понятно, что Индия – страна очень красивых и сексуально озабоченных мужчин.
Я перелила полбутылки виски, купленного по велению Шумита, в металлическую фляжку, взятую по совету сына Павла, и почувствовала себя глубоко защищенной от агрессивной микрофлоры. Прильнула к окну: за ним было что-то странное...
Кусками виднелся сияющий белый дворец с освещенной площадью перед ним. Туда под музыку странным образом, словно танцуя многофигурный танец, все время проходили люди в белых одеждах. И это в совершенно спящем городе. Я предположила, что за окном в густом душном воздухе происходит репетиция мощного шоу... и хорошо бы на него попасть.
С этой мыслью я попробовала заснуть под пропеллером, устроившим в номере такой шквальный ветер, что пришлось бросить на себя сверху одеяла, покрывало с взлетающими воланами, а на него – все имеющиеся полотенца... но не тут-то было! Кто-то торжественно запел мощным поставленным голосом, перекрывая грохот пропеллера.