Дегустация волшебства (Бассейн в гареме)
Шрифт:
– Ну, Павлуша, одна нога здесь, другая в стекляшке. Возьмешь там нашу любимую.
– Закуси не надо? – на всякий случай осведомился Павлуша.
– Мы что с тобой – жрать сюда пришли? – назидательно пробасил Тудыев. – Мы, Павлуша, с тобой на работе!
Павлуша изготовился было к бегу на среднюю дистанцию, как вдруг из соседней подворотни послышался негромкий, но отчетливый окрик:
– Дяденьки! Выпить хотите?
Кривоногий Павлуша споткнулся, а Тудыев крякнул от такого бессмысленного вопроса:
– Как
Надежда, а это была именно она, выглянула из подворотни и помахала поллитровкой. Павлуша двинулся к ней как загипнотизированный. Более медлительный и задумчивый Тудыев не тронулся с места, но глядел на поллитровку с закономерным оживлением.
– Дяденьки, мне бы дырку в стене пробить… Так ведь у вас машина не фурычит?
– Да ты не боись, девонька. – Тудыев тоже двинулся к манящей цели. – Это она для начальства не фурычит, чтобы нас в покое оставили, а для хорошего дела мы ее живенько заведем… У ней же только шпиндель хряснуть по загогулине, и враз зафурычит!
Павлуша тянул уже руку за бутылкой, но Надежда, женщина сообразительная и дальновидная, убрала бутылку за спину и сказала:
– Не, дяденьки, вы сперва дырку пробейте, а потом уж я вам бутылку… А то еще обманете.
– Не, девонька, ты не боись, мы завсегда делаем, коли обещали, – пробубнил Тудыев, огорчившийся тому, какие расчетливые и меркантильные стали женщины.
Надежда твердо стояла на своем, требуя работу до оплаты, и повела работяг показывать фронт работ. Увидев стенку, которую нужно продолбить, Павлуша расхохотался:
– Ох, Михалыч! – ткнул он в бок Тудыева. – Это ведь Махмуд из РСУ вчерась заделывал! Вот он удивится-то, когда увидит, что тута опять дырка!
Тудыев тоже развеселился, и предполагаемая работа приобрела в глазах исполнителей дополнительную привлекательность.
Неожиданно Павлушу одолела жадность, и он, зыркнув на Надежду, потыкал пальцем в стенку, покачал головой, поцокал языком и, повернувшись к Тудыеву, сказал:
– Глянь-ка, Михалыч, тут никак бетон не простой, а закаленный.
Тудыев, мгновенно уловив тонкую мысль своего приятеля, тоже ткнул в стенку толстым волосатым пальцем с обломанным ногтем, помрачнел и буркнул:
– Точно, закаленный бетон. Прям почти что твой огнеупор.
Надежда перевела взгляд с одного работяги на другого и сказала:
– Так что, дяденьки, не справитесь? Не по зубам вам такой бетон? Машина ваша слабовата? Так я пойду других поищу!
– Нет, нет, что ты, девонька! – огорчился Тудыев. – Зачем других? Не надо других, мы все исделаем в лучшем виде. Только, когда бетон закаленный, положено по таксе, чтобы две бутылки.
– Ой, до чего же вы хитрые! – развеселилась Надежда. – Уже и таксу придумали! Ладно, давайте, вы, главное, аккуратно дырку пробейте, чтобы внутри ничего не повредить, а я вам дам вторую бутылку.
– А что там внутри-то? – заинтересовался
Ожидавшая и боявшаяся этого вопроса Надежда выдала домашнюю заготовку:
– Там, дяденьки, провод проходит в мою квартиру. Провод оборвали, я хотела его починить, а дырку-то и заделали. Вы стенку проломаете, я провод соединю – будет все в порядке.
Тудыев с сомнением выслушал малоубедительную Надеждину историю, и она слегка занервничала, опасаясь, как бы не вернулся прораб и не выразил удивления по поводу ее появления на его участке.
– Тебе плата обещана? – Она потрясла сумкой, где звякнули две бутылки водки. – Так и выполняй, что заказано.
Тудыев не очень удовлетворился таким объяснением, но при мысли о двух бутылках решил сильно не задумываться.
Павлуша уже копошился в утробе компрессора.
– Михалыч, подай ключ на восьмерку! – крикнул он, не вылезая из механизма и высунув наружу только измазанную машинным маслом лапу.
Михалыч протянул напарнику ключ и посоветовал:
– Ты, Павлуша, звездани шпиндель по загогулине, враз заведется!
Неизвестно, послушался ли Павлуша совета старшего товарища или пошел другим путем, но вскоре компрессор нервно хрюкнул и наконец затарахтел, изредка чихая, как простуженный сенбернар.
– Ну вот, девонька, – повернулся к Надежде довольный Тудыев, – вот оно и зафурычило. Щас мы враз твою стеночку оприходуем.
Из окна второго этажа высунулась недовольная старушечья физиономия и раздался крик:
– Опять, идолы, свою машину завели! Ни днем, ни ночью покоя нет! Всю ночь собака лаяла, только я на рассвете прикорнула – эти гады тарахтят! Жаловаться буду на вас в муниципальное собрание!
– Вот ведь какие бабки образованные пошли! – уважительно произнес Тудыев, повернувшись к Надежде. – Какие слова заковыристые знает! И ведь не поперхнется. Рабочему человеку, чтобы такое выговорить, надо сперва грамм триста принять, а она натощак может…
Тут же он повернулся к бабке и заорал хорошо поставленным басом:
– Жалуйся, бабка, жалуйся, может, нам машину новую дадут, бесшумную, говорят, есть такие! А к собакам твоим мы вовсе непричастные! А что сейчас машина тарахтит, так на то рабочее время, имеем право, выполняем прох… профвилактические работы.
Закончив свое короткое, но энергичное выступление, Тудыев покосился на Надежду – мол, слыхала, мы тоже не лаптем щи хлебаем, знаем ученые слова.
Окно на втором этаже захлопнулось, посрамленная старуха ретировалась. На Надежду она не обратила ни малейшего внимания, и та порадовалась, что правильно все рассчитала. Тудыев поднял пудовый отбойный молоток и спустился в подвал к обреченной стенке. Первая оглушительная очередь пришлась немного в сторону от намеченной цели, посыпались осколки кирпича, запахло известкой и почему-то паленой шерстью.