Дегустатор
Шрифт:
Потому что ниже, под холмом, — стальные цилиндры и покатые крыши винодельни, возможно, лучшей в Испании.
Кажется, я был близок к панике. И потому, что оказался среди туристов там, где раньше был избранным, смотрел на непосвященных с усмешкой, шел в винодельню, и потому, что здесь завершалась моя дорога. Все эти месяцы работы — вот они где закончились. Здесь и сейчас. От этой точки — или дальше вперед, или…
— Мы договорились с доном Мигелем, что я подъеду в четыре — сейчас как раз без трех минут — и позвоню
— Господина Торо здесь нет, — в страхе сообщила мне она.
— Ну конечно, нет, но где-то же он есть. Позвоните, пожалуйста. Скажите, что человек с хвостиком уже приехал. Хорошо?
Пауза, звонки, совещания со старшими по должности.
— Он сейчас будет здесь, — сообщила мне испанская коза, несколько успокоившись.
Я вышел из вино-библиотеки, жадно роясь в кармане, где были сигареты. Меня толкали, извинялись и обегали стороной туристы: для них заезд в прославленное хозяйство, гордость нации — дело почти обязательное.
Почти у моих ног остановилась немытая синяя «Субару».
— Человек с хвостиком! Вот теперь я точно знаю, с кем договаривался о встрече! — раздался голос из ее окна.
Дон Мигель, в джинсах и клетчатой рубашке, вышел из машины и воззрился на меня веселыми глазами. Его чуть не снесла с ног очередная цепочка туристов — не то чтобы они его не узнавали, они и знать не знали, как выглядит хозяин этих мест.
— Вы сказали — это не интервью? — прищурился дон Мигель. — Хоть какое-то разнообразие. А тогда что?
Вот он и пришел, этот момент.
— Первый банк Гибралтара, — сказал я. — Рейдеры. Компания из трех букв.
Он смотрел на меня, наклонив голову. И думал.
— Я-то считал, что вам, в России, не до того, — наконец заметил он, улыбаясь углом рта. — Мои петербургские импортеры рассказывают страшные вещи. Они там сошли с ума, эти люди из вашего правительства? Это имеет отношение к… трем буквам?
— Как ни странно — нет, — коротко сказал я. И, подумав, добавил: — Но еще раньше эта же троица уничтожила мой журнал.
Он бросил взгляд в сторону толп внутри магазина-винотеки, взгляд хозяина, видящего, что все хорошо и без него.
— Ну, раз уж я согласился на встречу… — сказал дон Мигель. — Садитесь-ка вот сюда.
И он начал швырять с переднего сиденья назад теннисные ракетки, свитера и бумаги. Сзади свалка самых разных предметов и без того была внушительной.
Выпустив из-под колес гравийную очередь, «Субару» вывернулась между автобусов и с усилием поползла по сухой земляной дороге вверх по холму.
Я откинулся на сиденье, провожая взглядом свежую зелень виноградных листьев.
— Да, да, вы именно это и видите, — сказал дон Мигель. — Мой главный виноградник.
Я ехал по Мас ла Плана. Тот самый
Наверху холм, на холме домик под черепичной крышей, у домика нас встретил, извиваясь от счастья, здоровенный темно-рыжий овчар, именем, как выяснилось, Вольф. Посмотрел на меня и вопросительно наклонил голову.
— Ах ты цобако, — сказал я ему. — Ну и пасть же у тебя — просто чемодан.
Вольф улыбчиво облизнулся.
— Мы учим его быть дружелюбным, — сказал прислушивавшийся с любопытством хозяин. — Хотя я раньше не знал, что Вольф понимает по-русски. Ну, лучше поздно…
Он быстрой рысцой повел меня в гостиную. Мигель Торо вообще, кажется, человек постоянного движения, подумал я, трудно представить его лежащим на пляже, но очень легко — бегущим по аллее парка в кроссовках, возможно, с эскортом того же Вольфа.
И если этого мало, чтобы хорошо отнестись к дону Мигелю, то дело довершает уютный ванильный запах пирога, ползущий по его дому и уплывающий куда-то над виноградниками. Здесь попросту очень приятно находиться.
— Что ж, — сказал дон Мигель, наливая мне аскетический стакан воды, — если не интервью, значит, наоборот, вы хотите мне что-то рассказать? Про некий банк?
Я достал из сумки папку, довольно внушительную. Погладил ее, сделал глубокий вдох. Посмотрел в его укоризненные синие глаза.
— Я мог бы прийти к братьям Чиледжи, — сказал я, — но они меня не знают совсем. Тогда я стал искать другие знаменитые винные дома, у которых в прошлом году возникали финансовые неприятности.
И которые как-то были связаны с тем самым банком.
И увидел ваше имя. Они ведь приходили и к вам, правда? И ушли от вас так же, как ушли от Чиледжи?
Рассказывал я, наверное, минут пятнадцать. Почти в отчаянии поглядывая в его глаза, глаза одного из тех людей, кого я уважал больше всех на свете и кому завидовал. И видел в этих глазах… что-то странное. Сожаление? Долю уважения? Грусть? А то и… смех?
— И вы это все собрали… один? — наконец, спросил он.
— Пока — да, — признал я. — А вот дальше я не смогу один. Нет смысла. Не справлюсь. Или потрачу годы. Вот я и приехал к вам, дон Мигель, чтобы спросить вас: что мне дальше делать?
Он уже откровенно смеялся. Я ничего не понимал.
— Если я опоздал, — продолжал я, — и вас уже съели, тогда, кто знает, вы скажете мне, к кому можно обратиться. Хотя, на мой взгляд, выше вас нет никого. Если на обратном пути отсюда меня спихнут боком грузовика в пропасть — ну, это мой риск.
— Не спихнут, — быстро и чуть раздраженно вставил он. Потом протянул руку к папке:
— Вы мне это хотели оставить?
— Конечно, здесь только копии. Да и создают они скорее общую картину. Могут пригодиться для прессы. Но этого недостаточно, чтобы, допустим, открыть уголовное дело.