Декабристы (Из неоконченного)

Толстой Лев Николаевич

– Дядюшка Панкрат, - обратилась она к угрюмому человеку, - я сюда сапоги. Ничего?

– А черт их дери, хоть в печь брось, - сказал угрюмый человек, бросая их в другой угол.

– Вот умница, Настька, -

сказал портной, - дорожного человека упокоить надо, так-то.

– Спаси Христос, деушка. Так ладно, - сказала Тихоновна.
– Тебя только, миленький, потревожили, - обратилась она к Панкрату.

– Ничего, -сказал Панкрат.

Тихоновна села на лавку, сняв чупрун и оправив рукава из-под поддевки и бережно сложив его, начала разуваться. Прежде она развязала оборочки, ею же самою нарочно для богомолья гладко ссученные, потом размотала бережно поярковые белые онучи и, бережно размяв, сложила на котомку. Когда она разувала другую уже ногу, у неловкой Марины опять зацепился горшок и выплеснулся, и опять она стала бранить кого-то, цепляя ухватом.

– Видно, выгорел под-то, деушка, надо бы подмазать, - сказала Тихоновна.

– Когда тут мазать! Нетолченая труба; двое хлебов в день ставишь, одни вынимай, а другие затевай.

По случаю жалобы Марины на хлебы и на выгоревший под портной заступился за порядки чернышевского дома и рассказал,

что приехали вдруг в Москву, что всю избу построили в три недели и печь склали и что дворни до сотни человек, всех кормить надо.

– Известное дело. Хлопоты. Заведенье большое, - подтвердила старуха.

– Откуда бог несет, бабушка?
– обратился портной.

И тотчас же Тихоновна, продолжая разуваться, рассказала, откуда она и куда ходила и как идет домой. Про прошение же она ничего не сказала. Разговор не прерывался. Портной узнал все про старуху, а старуха - все про неловкую торопливую Марину: что ее муж солдат, а она взята в кухарки, что сам портной шьет кафтаны выездные кучерам, что девчонка на побегушках у ключницы, сирота, а что лохматый угрюмый Панкрат в прислугах у приказчика Ивана Васильевича. Когда Панкрат вышел из избы, хлопнув дверью, портной рассказал, что он и так грубый мужик, а нынче вовсе груб потому, что вчера он разбил у приказчика штучки на окошках и его нынче сечь хотят на конюшне. "Вот приедет Иван Васильевич, и поведут сечь. Кучеренок был из деревенских взят в фолеторы, да вырос, и теперь только ему и дела, что убирать лошадей да на балалайке отмахивать. Да не мастер..."