Декамерон 1914
Шрифт:
Я спросил:
– Так что же, по-вашему мнению, война в близком времени все-таки будет?
– А это уж – все равно что сегодня, во вторник, задаваться вопросом, будет ли когда-либо пятница. Нет, не завтра, – но всенепременно настанет! То же и с войной. Ибо она – в дурьей человеческой природе, а как известно, против природы, пардон, не попрешь. Ну а там, где война, – там и голод, и чума, и революция, все,
– Пулемет-хреномет!.. Революция-хренолюция!.. – подал голос с кушетки на миг проснувшийся Шумский. – Лучше скажите, никто ли не желает доброго французского коньячка? – Он извлек из-за пазухи флягу, однако тут же на лице его изобразилось разочарование. – Увы, пусто, господа, так что – my apologies17…
Все, кроме генерала, заулыбались, тот же сказал с печалью в голосе:
– Спите, спите, мон шер, завтра всего лишь среда, до пятницы еще далеко, – и после этих его слов зависла тревожная тишина.
Но кто бы из присутствующих знал, что даже его превосходительство был настроен чересчур оптимистично, что его фигуральная пятница уже наступила, ибо примерно в эту самую минуту уже прогремел тот самый роковой выстрел в боснийском Сараеве, и все наши разговоры показались бы нелепыми для любого, кто не был, подобно нам, отрезан от остального мира, уже начинавшего свое падение в бездну…
Должно быть, глупость – все же лучшее лекарство от тяжких дум. Господин Львовский первым вывел все на веселую ноту.
– Посмотрите, посмотрите-ка на господина Васюкова! – шепнул он. – Как он гоголем выхаживает! Прямо Наполеон перед Ватерлоо!
Тот, явно ничего не замечая вокруг, действительно чем-то похожий на Наполеона, расхаживал взад и вперед в другом конце гостиной и при этом явно вел какой-то неслышный разговор с самим собой, ибо он то удовлетворенно кивал самому себе головой, то вдруг приостанавливался, мучительно раздумывая над каким-то мучительным вопросом.
Львовский все так же шепотом пояснил:
– Это он к нынешнему пети-жё готовится. Интересно, интересно, что нас сегодня вечером ждет!..
Дамы тоже уже собрались в гостиной и, поглядывая на шагистику Васюкова, тоже с очевидным нетерпением ожидали начала игры.
Между
Впрочем, тут мне в голову пришла одна мысль. Все, кроме прислуги, собрались в зале, и этим грех было не воспользоваться.
Что ж, сударь Беяз Шаула, отмычками орудовать, ей-ей, не вы один умеете! А уж как виртуозно это умел Савелий Игнатьевич Лежебоко! С этой мыслью я незаметно покинул …………………………………………………......................................
……………………………………………………………………………………………………..………………………………………………………………………………………………………
Две следующие затем страницы рукописи были почему-то залиты водой, строки совершенно расплылись, лишь в некоторых местах процарапывались обрывки фраз, как то:
– …от напряжения даже забыв о своих гномах…
– …Господи, а это еще что?!..
– …сколько ж всяких снадобий!
– …открывая крышечку…
– …Боже, какая красота!..
– …Да неужто же?!.. Ах, вот оно, оказывается как!.. Вот уж не ожидал!..
– …Нет, нужно сделать кое-что еще…
– …И в вашем нумере тоже поглядим…
– …любопытно бы узнать…
– …Впрочем, при нынешнем развитии методов… возможно и это…
– …Да, да, помнится, в подобных случаях нужен гуммиарабик…
– …А это что за бумаженция?.. Ну-ка, мы ее… Не забыть потом положить на место…
– …и с чувством исполненного долга…
[Явно здесь Петр Аристархович сделал для себя некие немаловажные открытия, но неумолимое время и печка, возле которой хранились эти листы, свершили свое дело18.—Юрий Васильцев.]