Декларация независимости или чувства без названия (ЛП, фанфик Сумерки)
Шрифт:
– Время излечивает все раны, – сказал я.
Она посмотрела мне в глаза и вопросительно подняла бровь.
– Что? – спросила она.
Я вздохнул.
– Татуировка на моей груди. «Il tempo guarisce tutti i mali» – это означает «Время излечивает все раны».
– О, – мягко сказала она. – Я не хотела смотреть. Мне просто немного любопытно, что они все означают.
Я слегка улыбнулся.
– Прекрасно. У Джаспера, Эммета и меня есть татуировки. Татуировка на моей спине – это фамильный
Она кивнула.
– А эта на вашей руке?
Я вздохнул.
– Это символ любви, дружбы и понимания. Это ирландский символ, поэтому он имеет форму клевера. Моя мама всегда носила кольцо с таким символом, его подарил ей отец.
Мне стало немного неудобно, когда я упомянул маму. Изабелла посмотрела на меня с удивлением. Я понял, что никто раньше не говорил ей о маме. Теперь ей, вероятно, хотелось узнать, почему ее сейчас нет с нами. Я не был готов говорить на эту тему, поэтому быстро перевел разговор в другое русло.
– Есть и другая татуировка, она на моем запястье. «Fiducia Nessuno».
Ее глаза расширились от удивления.
– У вас на запястье есть татуировка? – спросила она.
Улыбнувшись, я кивнул.
– Да. Просто я ношу там часы, поэтому ты никогда ее не видела.
Расстегнув часы, я протянул ей руку. Поперек вен маленькими буквами были написаны слова.
Она слегка провела по надписи кончиками пальцев. Почувствовав легкое покалывание в руке от ее прикосновения, я на секунду закрыл глаза.
– А что эта надпись означает? – мягко спросила она, продолжая смотреть на мое запястье.
Вздохнув, я отодвинул свою руку и надел часы.
– «Fiducia Nessuno» – «Не доверяй никому».
Я посмотрел на нее. Она улыбнулась и кивнула. Я знал, она поймет эту фразу намного лучше, чем все остальные. Я полагаю, она жила по тому же принципу.
– Их очень больно делать? – спросила она, спустя несколько минут.
Я улыбнулся.
– Немного. Запястье – самое болезненное место. Но я чувствовал и более сильную боль.
Спустя несколько секунд я произнес.
– Могу я у тебя кое-что спросить?
Она посмотрела на меня и кивнула.
– Конечно, – ответила она мягко.
– Почему ты не ужинаешь с нами? – спросил я с любопытством.
Она была удивлена моим вопросом.
– Правда, что бы ты ни ответила – я пойму и приму это, – добавил я.
– Я боялась оказаться рядом с вами, – вздохнув, сказала она.
Я кивнул. Я испытал удивление оттого, что она сказал мне правду, вот так, просто… А вот сам ответ меня нисколько не удивил. Я понимал это ее чувство, оказаться подальше от меня.
– Итак, а почему ты не ешь с нами теперь? Ты ведь меня больше не избегаешь. Нет, я, конечно, точно в этом не уверен, но все же…
Она пожала плечами.
–
Я посмотрел на нее с недоверием.
– Господи, девочка, что ты говоришь? Кто же так над тобой поработал? Кем бы ты ни была раньше, сейчас ты приехала к нам, ты живешь у нас. Здесь все совсем иначе, черт возьми.
Она улыбнулась одними губами. Я посмотрел в ее глаза и увидел, что они были полны печали и отчаяния.
– Я думаю, его нельзя полностью обвинять в том, как он относился к нам. Дети – это продукт их окружения. Нас учат всему, что нам должно пригодиться при оказании услуг хозяину. Нам преподают только то, что мы должны знать. Например, не главное, кто оказывает на тебя влияние. Главное, что у тебя просто есть хозяин. Хозяин Эдвард…
Мои глаза расширились от удивления. Я был в шоке. Она была похожа на Йодо из «Звездных Войн», говоря такие философские вещи и прибывая при этом в полнейшем спокойствии. В ее голосе не было никаких эмоций. Она была похожа на робота, который рассказывал о себе всем, кто на него смотрел.
Она назвала меня «хозяином»?! О, Господи!
Она же процитировала Альберта Швейтзера.
Я был ошеломлен. Определенно, в этой девушке было что-то большее, чем казалось на первый взгляд.
– Ты уверена, что никогда не ходила в школу? – спросил я.
Она посмотрела на меня с удивлением.
– Да, я уверена. А что? – ответила она.
Она выглядела очень испуганной, как будто чувствовала какую-то вину или что-то скрывала.
– Ты умна. Ты только что процитировала Альберта Швейтзера. Откуда ты все это знаешь?
Она несколько секунд сидела молча, а потом, засмущавшись, сказала.
– Я не знаю. Возможно, я услышала это от хозяина Чарли. Я точно не знаю.
Я уставился на нее, подняв вверх бровь. Она выглядела какой-то виноватой. Она явно скрывала что-то от меня, и мне это не нравилось.
– Этот парень, Чарли, он был твоим хозяином все твою жизнь? – спросил я.
Она немного колебалась.
– Я знала, что вы спросите об этом. Он стал моим владельцем после смерти его родителей. Мне тогда было двенадцать лет.
– Они относились к тебе так же плохо, как он? – спросил я.
Она пожала плечами.
Я понимал, что этот разговор не очень приятный, как и все эти воспоминания для нее. Но мне нужно было знать. Я чувствовал, что она что-то от меня скрывает. Эти ощущения забрались ко мне под кожу.
– Они относились ко мне с безразличием. Избиения начались уже после их смерти. А совсем плохо стало несколько месяцев назад, когда жена хозяина узнала, что… – она вдруг замолчала и стала нервно покусывать нижнюю губу.