Дела и ужасы Жени Осинкиной
Шрифт:
Но одного человека он, конечно, знал — это была Лика. Ее показания могли повернуть ход дела. Олег дал ее адрес и телефон адвокату. Адвокат говорил с ней. Потом он сказал Олегу, что она плакала и выступать на суде отказалась.
После этого Олег не считал себя вправе называть на суде ее имя — даже когда на кону стояла вся его жизнь. Одна девушка погибла, полагал он в том помраченном состоянии, в котором находился все время следствия, из-за него — хотя как это вышло, он понять не мог. Он не хотел теперь спасать свою шкуру, принуждая другую девушку делать то, чего она делать не хотела.
Таков
Мать Олега, рыдая, рассказала Жене по телефону про Лику и про то, что Олег запретил ей уговаривать Лику быть свидетельницей защиты. Мать, в отличие от Жени и ее друзей, хорошего не ждала, с ужасом чувствовала, что ее сын погибает — без вины.
Олег не знал, что был и второй человек, который мог бы стать свидетелем защиты.
Это был Федя, который видел его с Ликой. И его показания тоже могли повернуть ход дела. Но Федя в самом начале лета уехал к теткам на Алтай и, конечно, напрочь забыл там о том, что видел в оглухинском лесу в марте. А про суд он вообще не знал и не думал, занятый ловлей хариуса в Катуни и мыслями о Верке.
Присяжные признали Олега виновным. На вопрос председательствующего судьи, заслуживает ли обвиняемый, по их мнению, снисхождения, все они — учитель средней школы, пожарный, слесарь-водопроводчик, медсестра, домашняя хозяйка, пенсионер — участник Великой Отечественной и шестеро других — ответили, что нет, не заслуживает. На решение присяжных подействовали еще обнаружившиеся во время допроса свидетелей чувства Анжелики к Олегу. Это ж каким негодяем надо быть!..
Учитывая корыстный интерес убийцы и особую жестокость убийства, Олега Сумарокова приговорили к пожизненному лишению свободы.
Кассационная жалоба, принесенная адвокатом, обращала внимание суда на детали. Красный карандаш, которым писалась записка, был найден не сразу, а много позже, и на месте, которое ранее было уже тщательно осмотрено. Одним из экспертов было высказано сомнение в том, что записка написана этим карандашом, и даже в том, что — карандашом. На снегу вокруг места, где нашли тело, следов, которые точно могли бы принадлежать Олегу, не было обнаружено. К тому же суд не принял во внимание отказ подсудимого от показаний, данных на следствии.
Жалоба не была удовлетворена. Приговор вступил в силу, и Олег, как мы уже упоминали, был отправлен в Потьму — в исправительную колонию особого режима.
Теперь только Женя могла восстановить алиби Олега — она везла показания Лики. Про Федю она еще ничего не знала.
Но главное — после разговора с Ликой Женя надеялась найти подлинную, именно Лике, а не Анжелике адресованную записку и понять, как же она соотносится с той, что представлена была на суде.
Глава 18. Вий и мячик
«— Приведите Вия! Ступайте за Вием! — раздались слова мертвеца…»
— Замолчи,
— «И вдруг настала тишина в церкви; послышалось вдали волчье завыванье, и скоро раздались тяжелые шаги, звучавшие по церкви; взглянув ис-ко-са…» — новое для нее слово Женя прочитала по слогам.
— Чего? — опять заорал Мячик. — Какая еще коса!
— Молчи, Мяч, по шее получишь!
«…Искоса, — продолжала читать Женя, — увидел он, что ведут какого-то приземистого, дюжего, косолапого человека. Весь он был в черной земле. — Тут Женя понизила голос — так, будто она сидела в бочке или под полом, и стала немного подвывать. — Как жи-и-листые, кре-е-епкие корни, выдавались его засыпанные землею ноги и руки».
— Теперь я! — Юлька выхватила книжку и заныла своим визгливым голоском: — «Тяжело ступал он, поминутно оступаясь. Длинные веки опущены были до самой земли. С ужасом заметил Хома, что лицо на нем было железное».
— Железная маска, — прошипел Том.
— «Его привели под руки и прямо поставили к тому месту, где стоял Хома.
— Подымите мне веки: не вижу! — сказал подземным голосом Вий. — и все сонмище кинулось подымать ему веки.
„Не гляди!“ — шепнул какой-то внутренний голос философу. Не вытерпел он и глянул.
— Вот он! — закричал Вий иуставил на него железный палец. И все, сколько ни было, кинулись на философа. Бездыханный грянулся он на землю, и тут же вылетел дух из него от страха».
Тут все услышали тяжелый стук тела. Это Мячик повалился навзничь, изображая Хому Брута.
Все это происходило год назад, когда все они были на Сборе Братства — под началом Олега Сумарокова, там перезнакомились и подружились.
Они были очень разные. Например, компанию Скина никто из них не одобрял. Но к нему самому относились хорошо — верили, что рано или поздно он отойдет от своих дружков. Тем более что Скин хоть и спорил, но все-таки умел слушать. И явно уважал своих новых знакомых, так непохожих на скинов. Кроме того, ему нравился неписаный закон Братства о верности друг другу. Мячик был младше всех. Но он располагал к себе людей, был к тому же умелым гостеприимным хозяином, и его приняли в Братство, невзирая на возраст.
Теперь Олег был в Потьме, а его бывшие подопечные съезжались в Оглухино.
Мячика сосед подбросил на 120 километров навстречу Ване-оперу (без небольших авантюр Мячик вообще не мог существовать), и сейчас они на попутке мчались в Оглухино.
Водитель, черноволосый, молодой с виду парень, правил будто бы лениво, но очень умело. Машина летела, плавно обходя небольшие препятствия. Слушая разговор за спиной о суде над Олегом, он вдруг сказал:
— Я девять лет отсидел.