Дела Разбойного Приказа-6королев Тюдора. Компиляция. Книги 1-12

Уэйр Элисон

Маркел промолчал. Яков опять взял ложку и сказал:

– А мы домой. А ты, – он зачерпнул из миски, – а ты – я не знаю, – и опять начал есть.

Вместо него досказал Парамон, он сказал:

– Приходили от боярина. Тебе велели здесь сидеть и никуда не выходить. – После сказал: – Но ты вставай, перекуси пока. А то после могут и не дать!

А и верно, подумал Маркел, поднялся и подсел к столу. Илья пододвинул ему миску. Опять была гороховая каша. Маркел достал ложку и принялся есть, хотя большой охоты к еде не было. А эти уже доедали и уже начали вставать из-за стола.

– А что еще? – спросил Маркел.

– А ничего, – сказал Яков, вставая. –

Мисюрев приехал и сразу начал нашего трепать. Говорит, на Москве больше знают. Говорит, Борис крепко разгневался. И наш тогда сразу велел собираться. Вот мы и собираемся. – Яков помолчал, после добавил: – И так же и ты, дурень, не убегал бы вчера – сейчас бы тоже собирался.

И надел шапку и пошел к дверям и сказал другим идти за ним. И они все ушли по делам. А Маркел, теперь уже совсем один, сидел за накрытым столом, и ему кусок в горло не лез. Эх, думал он в сердцах, а ведь верно Яков говорил, дурень он набитый, вот кто, черт его вчера понес к Андрюшке, а вот теперь приехали Борисовы люди и будут с него спрашивать. Нет, даже ничего не станут спрашивать, подумал он тут же, а просто призовут Ефрема и скажут: Ефремка, а ну-ка покажи свою удаль, а то мало ли что о тебе люди болтают, не верим мы, что ты можешь человека перебить надвое кнутом за восемь ударов! А Ефрем на это скажет: нет, за восемь не смогу, это вам наболтали, а вот за двенадцать – это уже можно, и то не всякого. А после утрется и спросит: а вам кого надо? А эти скажут: а вот этого. Тогда Ефрем посмотрит на Маркела и начнет прикидывать…

Тьфу, дальше подумал Маркел, опять дурь в голову полезла! И еще перекусил, потому что, подумал, и в самом деле после могут долго не кормить, а так он уже поевший, ему будет легче, и облизал ложку и убрал ее, а после лег на лавку и подумал, что можно еще полежать, пока спина не посечена, и полежал.

Лежал он довольно долго, потому что о многом уже успел передумать и уже даже подумать о том, что как было, так оно и хорошо, только одно недобро – что столько всего делал, а как будто и не делал, потому что ничего не осталось, может даже прав был боярин, что не нужно было нож выбрасывать, ну да теперь чего уже себя корить!

И только он так подумал, как открылась дверь и к нему вошли трое незнакомых ему людей, двое были при саблях, а третий при бердыше, и один из тех, что были при саблях, сказал вставать. Маркел встал. Мы от боярина Василия, сказал тот человек, пошли. И Маркел пошел с ними. И ничего он у них не спрашивал, потому что чуял, что ничего хорошего он от них не услышит. Так они прошли по заднему двору и вышли через ворота, а дальше пошли через передний двор, то есть мимо Спаса, мимо колокольни, еще дальше, к губной избе. Ага, продумал Маркел, в тюрьму, значит, ну ладно. И вдруг еще подумал, это уже почти со смехом, что это ведь правильно, потому что приехал бы он сейчас в Москву, князь Семен сразу же спросил бы: как там наша губная изба, а как тюрьма, все ли там в порядке, и что Маркел ответил бы? А так, если Бог даст выйти, он князю Семену расскажет подробно…

Но тут те люди, которые его вели, велели поворачивать налево, и это тогда получилось, что они идут не к тюрьме, а к воротам! И они и в самом деле дальше прошли через ворота Никольской проездной башни и через мосток вышли на площадь перед торгом. А там, сразу возле мостка, стоял так называемый дядя Игнат, довереннейший человек боярина Василия. Дядя Игнат был очень хмур. Когда люди подвели к нему Маркела, он махнул на них рукой, и они сразу отошли подальше. Дядя Игнат посмотрел на Маркела, еще

сильнее нахмурился и очень недовольным голосом сказал:

– Много от тебя было хлопот боярину. Эти приехали и сразу стали говорить про нож.

– Про какой нож? – спросил Маркел.

– Черт его знает, про какой! – в сердцах сказал дядя Игнат. – Боярин чуть отбрехался. Ну да не наше это дело! – быстро продолжал дядя Игнат. – Боярин велел передать, что он на тебя зла не держит, и что отпускает тебя. А мог и этим отдать! А не отдал! – И вдруг показал рукой Маркелу за спину, при этом прибавив: – Забирай!

Маркел обернулся. К нему вели лошадь. И это был тот самый Птенчик, на котором он сюда приехал! И вели его не откуда-нибудь, а прямо из-за церкви (церквушки) Николы Подстенного! У Маркела аж в горле свело! Он шагнул к Птенчику, обнял его за гриву.

– Давай, езжай, – сказал из-за спины дядя Игнат. – У нас тут дел и без тебя по горло!

Маркел легко сел в седло и уже сверху вниз посмотрел на дядю Игната. Дядя Игнат вдруг усмехнулся и сказал:

– А это тебе на дорожку, – и подал Маркелу калач. Точно такой, как в прошлый раз, когда калач был от царицы! Маркел принял калач, рассмотрел, после опять посмотрел на дядю Игната и осторожно спросил:

– От кого это?

– Говорить не велено! – сказал дядя Игнат. – Только сказала: за службу!

Маркел открыл рот и уже хотел еще сказать, но дядя Игнат гикнул на Птенчика, Птенчик рванул – и Маркел поехал.

Ехал он обратно по тем же улицам, по которым туда и приехал, то есть сперва по Ильинской, а после уже по Богоявленской. Думать ни о чем не думалось, потому что всё у него в голове было перепутано. Он даже по сторонам не смотрел, а если и смотрел, то ничего не замечал. Калач он по-прежнему держал в руке. А потом вдруг как почуял, осторожно разломил калач и увидел там внутри золотое колечко с большим самоцветом. Царицын подарок, подумал Маркел, вот Параска будет рада! И пнул Птенчика под брюхо и погнал. Птенчик побежал быстрее. Маркел ехал, улыбался и смотрел по сторонам. Только что там можно было рассмотреть! Даже когда он проезжал мимо Авласкиного подворья, то увидел только высоченный тын да закрытые ворота и закладенную подворотню – и поехал дальше.

А Авласка в это время сидел у себя за столом и перекусывал. Жена его Авдотья стояла напротив него у стены, а дети лежали на полатях и смотрели вниз, на отца с матерью. Отец ел, мать молчала. После отец, то есть Авласка, не стерпел, посмотрел на мать (Авдотью) и спросил:

– Чего так смотришь? Я что, у кого-нибудь украл чего?!

– Где ты три эти ночи был? Где тебя черт носил? – очень сердито спросила Авдотья.

– Какой черт, – сказал Авласка, – я был на службе. Я государю великому князю и царю служил! Мы с боярином Маркелом Ивановичем, дай ему Бог крепкого здоровья, животов своих не щадили, а ты тут теперь попрекаешь.

– Видала я твоего боярина! – насмешливо сказала Авдотья. – Такой же ярыжка, как и ты. Сразу спелись! Только он теперь уедет, а ты здесь останешься! И не будет нам теперь здесь жизни! Как нам теперь после всего этого! Все говорят, что это твой дурень, Авдотья, нас перед московскими оговорил! Отольются ему наши слезоньки, вот что они говорят!

– Не говорят, а брешут! – сердито ответил Авласка. – И пусть брешут! И пусть здесь и дальше сидят, в глухомани этой! А я в Москву уеду! К Маркелу Ивановичу! В Разбойный приказ пищиком, он меня звал. Он говорил: Авласка, Влас Демидович, да с такой рукой, как у тебя, только царские указы перебеливать!